Чистилище. Охотник

Жар от костров шел такой, что кожа на лице подпекалась. Федька терпел и, щурясь, разглядывал толпящихся вокруг земляков. В деревне сейчас жило без малого пять сотен человек, не считая младенцев, которые еще не умели ходить, – и почти все они сейчас собрались здесь.

К украшенному резьбой тотемному столбу вышел Борис Юдин – светловолосый голубоглазый здоровяк, Глава Совета и Первый Учитель. Он был единственный, кто видел живым Николая Рыбникова. Борис помнил, как создавалась община, как строилась деревня, как писался Кодекс. Он встретил уже тридцать пятое лето, что казалось немыслимым. У Бориса было три жены, двенадцать детей и восемь внуков. Он должен был мутировать лет десять тому назад, но почему-то оставался человеком. Поговаривали, что это всё из-за того, что именно он варит Коктейль, дышит его парами, пробует на вкус.

– Тихо! – прокричал Борис, вскинув руки над головой.

Ему пришлось трижды повторить свой призыв, прежде чем на площади установилась тишина.

Федька, стоя в строю охотников, наблюдал, как меняются лица людей: минуту назад все веселились, смеялись, а теперь даже маленькие дети сделались серьезными, вслушиваясь в раскатистый баритон Бориса.

– Много лет тому назад мы начали свой путь, – вещал тот. – Нам было открыто, что спасение надо искать на севере…

Борис поднял руку, обратив её ладонью к небу, – так было принято благодарить Степана Рыбникова, человека, который ценой собственной жизни спас многих людей и научил их существовать в изменившемся мире.

Жест Бориса повторили все. Федька тоже поднял руку и заставил себя забыть о скорой охоте, о неуютном постоянном надзоре Вовы Самарского и даже о Тае, о её внезапном поцелуе и заячьей лапке, лежащей в кармане. Федька должен был наполнить свое сердце и свой ум искренней и глубокой благодарностью к спасителю и его родным братьям – так предписывал Кодекс.

– Путь к очищению был трудным, и каждый призванный шел по нему в одиночестве, – продолжил традиционную речь Борис Юдин. Голос его сделался напевным. И уже многие слушатели, прикрыв глаза, повторяли вместе с ним заученные с детства слова:

– Мы воссоединились, пройдя долгой дорогой испытаний. Но путь к очищению только начался, и мы благодарны Степану за наставление. – Борис опять вскинул руку к небу. – Мы чтим Кодекс и следуем ему. Мы веруем в незримую защиту братьев Ивана и Николая…

Федька покосился на стоящего в строю Ивана Рыбникова – все знали, что его назвали так в честь деда. В Кодексе было написано, что Иван Рыбников погиб, защищая свою семью, но его любовь и привязанность к жене и детям были так сильны, что дух его остался рядом с близкими, ободряя их и помогая в трудную минуту. Считалось, что дух Ивана и по сию пору оберегает Рыбниковых, а с ними и всю общину.

Тревожно зарокотали огромные деревянные барабаны, установленные в пяти шагах от тотемного столба. Две десятилетние девочки вынесли из большой расписной яранги покрытую резьбой бадью, в которой колыхалось горячее вязкое варево, похожее на кисель. За девочками важно вышагивал шестилетний мальчик, держа в руке большой черпак из бересты. Дети встали за спиной Бориса. Было заметно, что девочкам тяжело, но они не смели поставить бадью на землю.

Федька не на шутку разволновался. Ему всего однажды довелось пить Коктейль – как раз после того, как он убил медведя-шатуна. Но и тогда ему досталось чуть – всего-то ложка. Низкородам Коктейль подавали в исключительных случаях.

– Не жадничай, – шепнул Вова Самарский.

Федька не ответил. Ему казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди – так сильно оно билось. Он уже представлял, как ему подносят полную чашу и он торопливо глотает сладковатое варево, пьет жадно – до дна, до дна! – крепко вцепившись в берестяную посудину, чтобы никто не отобрал…

Коктейль мог исправить Федькину жизнь. Коктейль мог дать ему несколько дополнительных лет жизни. Возможно даже, Коктейль мог сделать Федьку благородом, а уж если не его самого, то его детей. Коктейль сдерживал мутацию, не зря же Борис Юдин прожил тридцать пять лет и, кажется, планирует прожить еще столько же. Уж у него в доме, наверное, Коктейль подают каждый день, а может и три раза на дню – вместо травяного чая.

– Успокойся, Федька, – строго велел Вова Самарский, почувствовав нервную дрожь соседа, видя его полуобморочное состояние. – Успокойся, а иначе мне придется выкинуть тебя из команды.

Эти слова отрезвили Федьку. Если его отстранят от Охоты, то и Коктейля он не получит. Ну, может, лизнет пару капель, когда остатками будут обносить остальных. Все деревня ведь не просто так сюда пришла, не только ради веселья, не для того лишь, чтобы у костров погреться и в игры поиграть – сегодня каждый рассчитывает получить свою долю Коктейля. Бадья-то вот какая большая! Не на всякий праздник такую выносят.

Федька заставил себя успокоиться, унял дрожь.

– А чего я? Я ничего! – сказал он Вове и облизнул пересохшие губы.

3