– Куда угодно – мне сегодня потеряться надо, – объяснил Лев.
– Это мы запросто! – охотно согласился Фомич.
«Хвост» за ними, естественно, был. Но кто бы решился совершить следом за ними на глазах у гаишника запрещенный левый поворот? Машину генерала полиции тот, естественно, остановить не решился, а вот со всеми остальными стал бы разбираться. И пусть ему даже дали бы на лапу, чтобы замять это дело, но время все равно потеряли бы. А Фомич, вспомнив боевую молодость, азартно проделал этот трюк еще несколько раз, потом покружил по московским переулкам и наконец сказал:
– Все чисто. Куда теперь?
– Высади у любого метро, – попросил Гуров.
Спустившись в подземку, он проехал несколько остановок и вышел, но сначала направился в ближайший банк, где снял в банкомате со счета Болотина на всякий случай десять тысяч долларов, но разложил их на две равные пачки – алчность поощрять нельзя, вдруг Марк и на пять согласится? Потом опять спустился в метро и отправился уже к Куликову. Поднявшись наверх, все равно еще несколько раз проверился, нет ли за ним «хвоста», и в подъезд старого, чудом сохранившегося среди многоэтажек дома вошел, только окончательно убедившись, что сзади все чисто. Квартира, как ему и сказали, была коммунальной, и он нажал на кнопку звонка, под которой была фамилия Куликова, но открыла ему старушка-соседка.
– Леонид Николаевич дома? – спросил он у нее.
– А где ж ему еще быть? Вон его дверь! Идите, у него не заперто!
– Что так? – удивился Гуров.
– А вдруг «Скорая» приедет? Чего ж им перед закрытой дверью топтаться? Сам-то он лежит, открыть не сможет, так что ключ на этот случай у меня. То есть, если его заберут в больницу, чтобы я дверь запереть могла. А сейчас чего ее запирать-то? К нему же постоянно то детишки из детдома приходят, то воспитанники его бывшие. Они и приберутся, и покушать принесут или сготовят! Да и с кем ему еще об Алешеньке поговорить, как не с ними? Господи! Прости мою душу грешную, только, будь моя воля, я бы всех этих ментов проклятущих собрала вместе да в море утопила! Чтобы знали, ироды, как невиновных сажать!
– Да-да! Я в курсе! – покивал Лев, молча снеся и эту пощечину.
– А вам Ленечка зачем понадобился? – поинтересовалась соседка.
– Да вот по поводу операции на сердце я к нему пришел, – ответил ей чистую правду Гуров.
– Зря пришли, – всхлипнула она. – Нет у него денег на нее. Он же все-все-все потратил, чтобы комнатку свою наперед оплатить, чтобы, случись с ним чего, не пропала она, а Алешеньке досталась, как вернется. Уж как он надеялся, что Алешенька со Светочкой поженятся, и тогда он умереть спокойно сможет. Светочка, она хоть и маленькая, как Алешенька, а только с характером, с ней он не пропадет. Она к Ленечке каждый день после работы заходит, вот и сейчас скоро прийти должна.
– Ну, тогда я пойду поговорю с ним, чтобы им потом не мешать, – сказал Гуров и прошел в комнату Куликова.
Обстановка там была самая что ни на есть старушечья – сразу было понятно, что после смерти матери он ничего не поменял, да и откуда ему было взять деньги на что-то новое? Куликов, лежа в кровати, с удивлением, но без всякого страха посмотрел на незнакомца – а действительно, чего ему еще бояться в жизни? Гуров взял стул и, поставив его рядом с кроватью, тихо представился – соседка же наверняка подслушивала под дверью:
– Я полковник полиции Гуров. Зовут меня Лев Иванович.
– Я знал, что вы рано или поздно ко мне придете, – спокойно ответил Куликов. – Возьмите все на столе под скатертью.
Удивленный Гуров встал и достал оттуда несколько рукописных листков – это было чистосердечное признание Леонида Николаевича в убийстве тринадцати человек, уголовные дела по которым сейчас лежали в кабинете Льва. Он сел обратно на стул и спросил:
– Вы думаете, кто-нибудь поверит, что вы в таком состоянии смогли это сделать?
– Я спецназовец, я мог. А что до моего состояния, так вы просто не знаете, какие силы придает ненависть.
– Знаю, – твердо ответил Лев. – Один человек, искалеченный и изуродованный, через полмира прошел, чтобы добраться до врага и отомстить.
– Тем более. Да и кто будет в чем-то разбираться? Вам же главное – дело закрыть. Вот и закрывайте, – прошептал, отвернувшись, Куликов.
– Да ни при чем здесь вы! Вы, наверное, ребятишек натаскивали, чтобы они себя защитить могли, потому что удар, как мне сказал один специалист, не поставленный. Когда Алешу несправедливо осудили, ребята, не исключаю, что и девчонки, стали за него мстить. Кто-то из них вам проболтался, и вы, выяснив все, решили взять вину на себя – мол, все равно помирать, так хоть детей спасу. Вы их десять лет защищали, решили защитить и теперь. – Гуров начал методично рвать на мелкие клочки чистосердечное признание Куликова, а потом положил их в карман и пообещал: – Потом в унитаз спущу.
Повернувшись на звук рвущейся бумаги, Куликов бесстрастно смотрел на все это, а затем тихо произнес:
– Мне, конечно, будет трудно, но я ведь и второе написать могу.