Чистилище для грешников

После двадцатого дня добровольного заточения, Петр сбился со счета. Зарубка, сделанная на подоконнике вечером, утром исчезала бесследно. Приходилось прошедшие дни держать в памяти. Рассматривая через не очень чистое кухонное окно спешащих по своим делам, каждый раз одних и тех же людей, Петр напряженно пытался восстановить однообразный калейдоскоп одного дня, многократно для него повторяющегося с идиотской пунктуальностью. У него получалось то ли двадцать один, то ли двадцать четыре. И он понял, что счет утерян навсегда. Его огорчило это открытие. Должен же он хотя бы знать, сколько прожил.

Внимательно изучил свое лицо в зеркале: полный провал – не прибавилось ни одной лишней морщины, ни седого волоска. Он лишен возможности не только умереть, но и стариться. А ведь втайне Петр рассчитывал превратиться в старика и, обессилив, однажды, не подняться с кровати. А там спокойненько перекочевать в мир иной. Так нет – это скотское состояние может растянуться на вечность!

Его охватил ужас предсказуемого будущего и в этот день не отпускал до самого вечера. Он так и лег в кровать с невыносимым страхом внутри. Сон не шел. Около трех ночи накатил серый туман, а в шесть пятнадцать проснулся, будто внутри прозвенел будильник. Но чудовищный ужас, сковывающий все органы несколько последних дней, стал медленно таять, уползая в какую-то берлогу, которая тоже была внутри него. Он понял, что в такие моменты нужно прыгать из окна или стреляться из пистолета. Вчера он об этом даже не подумал, так его скрутило, а сегодня уже расхотелось.

Лишен простейшего теперь уже удовольствия, а не наказания, утреннего бритья, потому что вчера вечером соскреб всю щетину с лица, после разговора с Джебе, или до разговора?.. В общем, месяц назад, по новому стилю.

Но он все же попробовал. Электробритва не взяла слишком короткую щетину. И как он проклинал раньше почти каждодневную необходимость бритья, так сегодня изрыгал всю известную ему матерщину, перемывая косточки всем: начиная от Бога и кончая самым мерзкими червяками, которых рыбак насаживает на крючок. А один из червяков еще и поучает рыбака: ты, мол, мужик, резко удочку не подсекай, а то у меня уши закладывает. Такая скользкая мерзость, а мнит из себя не знай кого – условия ставит! Была однажды такая картинка в газете.

Но весь этот юмор остался в нормальном времени, а сейчас началась сплошная шизия. А может быть он и есть такой же червяк? Тогда кто в этом натюрморте работает рыбаком?!

Когда по мнению Петра прошло почти два месяца, все монеты были изучены до мельчайших деталей, он рассказал сам себе все смешные истории и анекдоты, после чего почувствовал себя пустым, как скорлупа выеденного ореха – снаружи твердый, а внутри пустой.

Следующим этапом домашнего ареста было сумасшествие. Но что-то внутри, возможно слишком нагло разросшаяся опухоль в душе, которая его не корила, но иногда вызывала смущение от некоторых несуразностей в прошлой жизни, а может быть каждодневные размышления, подсказывали: даже если он просидит здесь год, два, пять лет – ничего с его умом не случится – обидно, досадно, но ладно…

Не грозят ему ни психоз, ни горячка.

– Нам не страшен серый волк в степи… связанный, – гундосил он граммофонным голосом откуда-то появившуюся в голове странную строчку из неизвестной песенки, осторожно переворачивая очередную монету орлом в верх.

До временной петли, когда в его жизнь все время вмешивался противный Павел Васильевич, тесть-паразит, Петр начал сползать в шизофрению. Он только сейчас это понял. То были ее первые ласточки – слуховые галлюцинации. Но тесть исчез, унеся с собой спасительный вираж из реальной жизни, в тьму ничегоневеданья.

Петр отчетливо вспомнил и восстановил в памяти, за эти два месяца, почти все лекции прослушанные им в школе милиции, особенно по психологии. Поэтому точно поставил себе диагноз, своего душевного состояния до начала «дохлой» петли длиною в один день. Шизофрения именно так и проявляется на первых этапах, превращая человека в нелюдь.

Как ни странно, за последнее время он заметил обострение и улучшение своей памяти. Каким-то образом, помимо него, а может быть что-то внутри него, снимало с прошлых событий шелуху выдуманных обстоятельств и сглаженность в мелких деталях, даже если они были отвратительными. Он четко помнил почти каждый прожитый нормально день в прошлой жизни.

Но плохое Петр выдавливал из сознания усилием воли, стараясь вспоминать лишь приятное. Особенно ему нравились дни учебы в школе милиции, хитрые глаза соседа по аудитории, Сашки Каравана, когда тот выигрывал партию в карты, в двадцать одно, во время лекции по «Колхозно-навозному» праву.