— Да. Я надеялся на это до сегодняшнего дня, но визит к двоюродной бабке заставил меня усомниться, что я еще что-то смогу у нее узнать. Ее ум в смятении, что-то заставляет ее паниковать.
— Наверное, причина та же, что повергла в панику дона Умилиани, — предположил комиссар. — Да так, что он убил моего шурина.
— Вполне вероятно. Но что это за причина?
— Я не знаю. Пока не знаю. Однако это очень странная история, — констатировал Фульвио Масси и резко нажал на тормоза перед крутым поворотом. — И она очень беспокоит меня.
— Почему беспокоит?
— Будем исходить из того, что ваш визит в деревню привел к убийству моего шурина. Не напрашивается ли вывод, что убийца, священник Умилиани, хотел таким образом заставить замолчать бедного Бенедетто?
— Вы думаете, он опасался, что тот мог рассказать мне что-то о моем отце?
— Примерно так, — пробормотал Масси и переставил правую ногу снова на педаль газа, чтобы ускориться в конце поворота.
— Так что же вас в этом смущает?
— Если честнейший священник при появлении незнакомца убивает другого человека, это беспокоит. А вас нет? — Не ожидая ответа, Масси продолжал спрашивать: — А что вообще связывает семьи Шрайберов и Бальданелло?
— Этого я тоже не знаю. Похоже, что эти отношения длятся вот уже две сотни лет, и семьи давно общаются друг с другом. Но нет никаких записей о причине и начале этой дружбы.
Энрико задумался, не рассказать ли полицейскому о путевых заметках Фабиуса Лоренца Шрайбера. Ведь для его матери они были так важны, что она отдала их ему лишь на смертном одре. Он помнил ее слабое, наполовину парализованное тело и дрожащую руку, которой она протягивала ему старую книгу. По крайней мере, из этих записок он узнал, как познакомились Шрайберы и Бальданелло. Будут ли в них сведения о его отце, время покажет.
А пока, решил Энрико, он никому не будет рассказывать о книге. Возможно, в ней содержатся еще какие-нибудь неприятные подробности, например, что главарь банды тоже был из семьи Бальданелло.
Когда они выехали из темного леса и приблизились к Пеше, стало не намного светлее. Над маленьким городом собирались тучи, они висели, как гигантские серые колокола. От дождя небольшая речушка стала чуть шире обычного, непогода прогнала людей с улиц.
Масси высадил Энрико у больницы и отправился дальше, в сторону площади, где располагался полицейский участок. Энрико побежал от дождя к входу в здание и справился у дежурного, нет ли доктора Аддесси. В этот раз врач оказалась на месте и готова была поговорить с ним. Когда Энрико зашел в маленький кабинет, он сразу же заметил озабоченный вид Аддесси. Это не предвещало добрых новостей.
— Елене стало хуже? — спросил он с порога, даже не поздоровавшись.
— Некоторое время все выглядело так, будто она выходит из комы. Но она была слишком слаба и умерла бы у нас, если бы не…
Риккарда Аддесси не закончила фразу, а уставилась на стену позади Энрико.
— Если бы не что? — громко спросил он. — Да говорите уже!
— Нам пришлось снова отправить ее в искусственную кому. Только так мы могли стабилизировать ее состояние.
— В искусственную кому? — Энрико на секунду задумался, пытаясь упорядочить мысли и сообразить, что значат слова доктора Аддесси. — Выходит, что Елена никогда больше не очнется, потому что иначе… умрет?
— Мы работаем над решением этой проблемы, — заверила врач с надеждой в голосе, которая противоречила беспомощному выражению на ее лице. — Поверьте мне, мы делаем все, что в наших силах!
— Вопрос заключается в том, хватит ли этих сил, — тихо произнес Энрико и вышел из комнаты, даже не попрощавшись. В одну секунду он почувствовал себя смертельно уставшим и изнуренным. Может, сказывалось недосыпание последних дней? Он был почти счастлив, когда на крыльце больницы ему в лицо ударил холодный, порывистый ветер с дождем. Это немного приободрило его. Его взгляд скользнул по церквям, стоявшим рядом с больницей. Это были большой собор, маленькая церковь Сант-Антонио Абате и церковь Сан-Франческо. Как долго он не ходил в церковь? Не считая его недавнего визита в деревенский храм и тех случаев, когда поводом для визита становились свадьба знакомых или траур в семье. Будучи ребенком, он регулярно посещал церковь, на этом настаивала его набожная мать. Когда Энрико повзрослел, он вел себя, как и большинство подростков. И позже, уже повзрослев, он списывал отсутствие религиозного интереса на счет своей матери. Она, набожная женщина, всю жизнь держала его в неведении и врала о настоящем отце. Как же это согласовывалось с католической верой, в которой ложь — нарушение заповеди?