Чистая нота

— Я не хочу, чтобы ты умирал. Это — ясно?

Это было ясно, и очень приятно к тому же, поэтому Дерек совершенно искренне ответил:

— Я правда постараюсь. — И поспешно заверил: — Я тоже совсем не хочу умирать.

Придавив его тяжёлым взглядом, Грэхард утвердил:

— И, поскольку из нас двоих в бою чего-то существенного стою только я, то в случае боя это я буду защищать тебя, а не наоборот.

Это было почти ясно.

— Это ординарцы защищают принцев, — робко возразил Дерек. — Не наоборот.

Грэхард усмехнулся краешком губ:

— Ну, значит, у нас — будет наоборот.

Некоторое время они просто стояли и молча пялились друг на друга.

Грэхард пытался придумать, как соскочить с сентиментальной темы. На его взгляд, за этот короткий разговор он умудрился наговорить больше чувствительной дряни, чем за все предыдущие двадцать лет жизни.

Дерек пытался осознать, что, кажется, он и впрямь стал дорог этому мрачному и грозному принцу с взрывным характером.

Открытие это было волнующим и радостным. Потеряв всех, кого любил сам и кто любил его, Дерек теперь отчаянно нуждался хоть в одном близком человеке, и, обретя в лице Грэхарда такого человека, был теперь готов ради него на всё.

Стеснительно потрепав себе волосы на макушке, Дерек с улыбкой признался:

— Я тоже не хочу, чтобы ты умирал.

Он вроде бы как высказывал этим протест против позиции «это я буду защищать тебя» — ему тоже хотелось защищать Грэхарда. Пусть он и не умел.

— Сожалею, — хмыкнул, меж тем, тот, и отметил: — Все ньонские принцы всегда плохо кончают, так что это лишь вопрос времени.

Это было истинной правдой: в Ньоне принцы зачастую успевали поубивать друг друга ещё до того момента, как один из них сядет на трон. А если вдруг кто и доживал до этого славного события — то там-то его новый правитель и убивал, пока не поздно.

Грэхард искренне полагал себя смертником по рождению, и давно сжился с этой мыслью и принял её как данность.

— Все там будем, не только ньонские принцы! — беззаботно отмахнулся от этого фаталистичного аргумента Дерек и застенчиво добавил: — Но давай всё-таки попробуем пожить подольше, а?

Грэхард почти улыбнулся. Он впервые увидел этот вопрос с такого ракурса: умереть-то все и так умрём, а фокус-то в том, чтобы всё же пожить подольше!

Оптимизм Дерека заразил и его, и он повторил тоном, очень похожим на дерековский:

— Я постараюсь, — и протянул ему руку для пожатия.

Дерек со смехом эту руку пожал и резюмировал:

— Ну что ж, значит, будем стараться вместе, мой принц!

— Будем, — улыбнулся Грэхард без всяких «почти».

Так тепло на сердце у него не было, пожалуй, никогда в жизни. Он даже решил внутри себя, что точно постарается пожить подольше — что было для несчастного, которого угораздило родиться ньонским принцем, весьма проблематично. Но, в конце концов, должен же был какой-нибудь принц первым доказать, что вполне может прожить долго и счастливо? Так почему бы не он? Глядишь, братец и оставит его в покое, если поймёт, что на трон Грэхард отнюдь не претендует, и шататься по чужим странам ему куда как интереснее, чем бороться за власть в Ньоне.

Будущее стало казаться Грэхарду куда как более светлым, и в душе его зародилось новое чувство — тёплая и светлая благодарность к парню, который своим лёгким и добрым нравом словно впустил в жизнь мрачного усталого принца лучи весеннего солнца.

Хотелось сделать для этого парня что-то хорошее — тем более, что сердце всё ещё жгло стыдом за сломанную в порыве гнева дудочку, — но выстраивать отношения Грэхард не умел — и учиться не хотел — поэтому пошёл окольными путями, вызвав к себе вечером Брайта и с порога ошарашив его претензией:

— Я не желаю слышать, как Дерек играет на свирели.

Брайт то ли в самом деле не догадался, что этим хотел сказать принц, то ли только сделал вид, потому что ответил с лёгким удивлением:

— Так он и не играет.

Рассердившись, Грэхард с нажимом, ничего не поясняя, а только выделяя тоном каждое слово, повторил:

— Я. Не. Хочу. Слышать. Как. Дерек. Играет. На. Свирели.

С последним словом он пододвинул по столу в сторону Брайта несколько монет.

Раздражённо закатив глаза, Брайт то ли догадался, наконец, то ли сделал вид, что только догадался, и забрал монеты. Потом, глядя куда-то в сторону, невозмутимо отметил:

— Человеку, который не умеет извиняться, сложно будет сохранить чью-то дружбу.

Поморщившись, Грэхард мрачно пообещал:

— Язык отрежу.

Пожав плечами, Брайт вышел, чтобы назавтра осчастливить Дерека свежекупленной свирелью.

Она была очень красивой, из светлого дерева, любовно сделанной руками мастера, — маленькое произведение искусства для тех, кто умеет ценить музыку.

Дереку даже сперва не поверилось, что это происходит взаправду, а не привиделось ему в каких-то чрезмерно реалистичных мечтах. Он с благоговением держал свирель на раскрытой ладони и часто моргал, не в силах верить, что она теперь с ним — навсегда.

— Первое, — суровым тоном вернул его на землю Брайт, и, добившись внимания, продолжил: — Я знать не знаю, откуда она у тебя, и никакого отношения к ней не имею.

Дерек зачарованно кивнул.