— Давай молнией в Боженовский гарнизон. Поди, баня уже остыла, водку выжрали, а баб всех перетрахали, пока я тут с этими мудаками штаны просиживаю. А ведь жизнь дается только раз и прожить ее нужно так… Ох, е… твою мать, раз…ебай! Уволюсь на хер!
Водитель так резко рванул с места, что полковник едва не откусил себе язык. За всю дорогу он не разу не улыбнулся. Напротив, его лицо все больше мрачнело.
Он с раздражением следил за вихрем снежинок, разбивающихся о лобовое стекло, и верил, что если дождь к удаче, то снег, а тем более первый, и подавно.
В жизни генералу Павлову фатально не везло. По крайней мере, он сам так считал. Не успел он принять Отдельную штурмовую бригаду оперативного назначения ВДВ, в просторечье именуемую ОШБОНом, как ее вывели из состава КГБ, а затем и упразднили сам всесильный комитет.
Служить в армии полковник не собирался. Он занял высокий пост в президентской охране, но в схватке за мозговую кость проиграл главному президентскому телохранителю и снова был вынужден уйти. На сей раз недалеко — в только что созданное при ФСБ управление по разработке преступных группировок.
Чтобы возглавить его, он принялся откровенно, ва-банк, интриговать против своего начальника. Но бессовестный олигарх, на которого генерал Павлов сделал ставку и на чью помощь рассчитывал, не только устранил тогдашнего начальника Управления, но и ликвидировал всю опасную для него контору вместе с полковником Павловым.
Полковник Павлов вынужденно принял оскорбительную для себя предпенсионную должность командира потешной части — Боженовского хозполка Арбатского военного округа. Здесь и предстояло ему совершить свой подвиг, организовать последний «Фейерверк».
Одинокий шестиэтажный дом, некогда задуманный как «домик друзей» и построенный для президента и его свиты в Зимнем проезде, ныне пустовал. Из обитателей здесь осталось жить лишь двое — помощник президента Шнопак, недавно перебравшийся в престижный дом, и его всесильный патрон — незаменимый лейб-цирюльник, по-нынешнему президентский визажист, Марат Тоцкий.
Они сидели в новой квартире Шнопака, откуда недавно съехал бывший премьер. Причем отбыл он так стремительно, что забыл закрыть краны в ванной. Следы потопа и сейчас виднелись на вздувшемся паркете.
Помощник президента и парикмахер пили джин с тоником.
— Что скажешь? — уныло спросил Шнопак.
— Хватит ныть, противный, — грубо оборвал его Марат. — Это расследование не первое и не последнее. И я не затем сюда забрался, чтобы поднимать ручки и раздвигать ножки при первом же шухере.
— Но что мы завтра скажем президенту? — недоумевал Шнопак. — К тому же эфэсбэшники ходят за мной по пятам. Я это жопой чувствую.
— Жопой не чувствуют, а ощущают. Так гораздо приятнее, — отметил Марат. — Не бзди, дорогуша. Во-первых, я увижу президента раньше, чем ты, и уж тем более раньше, чем недоумки из ФСБ. И все ему объясню.
— Что ты объяснишь? — наседал Шнопак. — Рекламный проспект «Юнитела» ему покажешь? Будешь советовать президенту встретиться с Вагнером самому и за стаканом разобраться?
— Шнопак — дурак. Один-ноль в мою пользу. — Марат поднялся и добавил в стакан джина.
— Хватит трепаться! — обиделся Шнопак. — А как ты собираешься объяснить, что интересы и безопасность государства, все его, блин, секреты мы решили доверить заморской импортной фирме?
— Во-первых, не импортной, а совместной. Почти государственной монополии! — поднял палец Марат. — А во-вторых, все наши государственные секреты и так давно находятся в руках импортных фирм. Какая, по-твоему, видео- и телефонная аппаратура стоит в Кремле? В Думе? В «Белом доме»? Может быть, наша? Завода «Пролетарская связь»? Нет, противный мой друг! «Филипсы» там везде стоят да «сименсы». И все телевизионные и телефонные сети, соответственно, тоже их. Так чего нам бояться? Пусть эти контрики ежика голой жопой пугают!
— Если ежик увидит твою жопу, он умрет от инфаркта, — сказал Шнопак и залпом выпил свой стакан.
На ночные улицы тихо опускался снег. Черное небо было сплошь усеяно мелькающими белыми точками. В открытый ветровичок резко задувал ветер со свежим снежным запахом. Уличные фонари, казалось, горели особенно ярко. Хотелось стихов.
«Ну кто бы мог подумать? — негодовал Крюков. — Зима, вроде, только началась, и вдруг на тебе — снег. Как снег на голову».
В соответствии с национальной традицией Крюков оказался абсолютно не готов к приходу зимы. «Дворники» с «рябухи» у него недавно поперли, а резина на колесах была совершенно лысой — на такой удобнее выделывать финты и кульбиты. Зато сейчас, по легкому, слегка подтаявшему снеговому покрытию, его «рябуха» катилась как корова по льду. Но выбора не было, приходилось торопиться.
Крюков спешил не напрасно. Над засадой нависла серьезная опасность. Ему позвонил дежурный и сообщил, что начальник управления вместе со своим замом по оперработе отправились в ночной рейд по Москве, дабы со всей строгостью проинспектировать группы, работающие в ночную смену, и, в первую очередь, их смелую засаду.