Число Приапа

А теперь вот расплачивайся за болтовню, и хорошо, если только рейнским…

Вдруг до Кнаге дошло, что баронов племянник никоим образом не должен встречаться с Кларой-Иоганной. Белокурая вдовушка отличалась безукоризненной нравственностью – если окажется, что жених замешался в какую-то подозрительную историю и тайно от фон Нейланда делал копии принадлежавших барону картин, ей это наверняка не понравится. Упускать такую невесту Кнаге не желал. В кои-то веки он понравился женщине образованной, с прекрасными манерами, изящной даже в тяжелом и широком бархатном платье с талией по моде – выше натуральной; понравился женщине с которой будущее обеспечено: правильно она рассудила, что нужно завести свою мастерскую, взять учеников, стать понемногу добропорядочным бюргером. А потом родятся дети, жизнь будет сытой и спокойной, а для души, коли душа не впадет в блаженную дрему, можно будет выезжать в красивую местность, писать пейзажи, и, кстати, такие пейзажи могут годами ждать богатого покупателя. В конце концов, кто помешает уважаемому мастеру съездить несколько раз в Амстердам, провести там месяц-другой, копируя картины мастеров? Копирование – отменная школа… и что же, все это – псу под хвост?..

Входя в комнату, Кнаге уже вполне владел собой. Если между ним и Кларой-Иоганной стоит этот сумасшедший, завернутый в конскую попону, то от сумасшедшего придется избавляться. Тем более – война, а на войну все можно списать. Одним покойником больше, одним меньше…

Кнаге отнюдь не собирался сию минуту тыкать в фон Альшванга ножом. Более того – даже взяв нож в руки, он стоял бы с оружием довольно долго, не находя в себе силы, достаточной даже для того, чтобы проткнуть холст. Живописец не был отчаянным храбрецом – он вообще никаким храбрецом не был, но загнанная в угол кошка становится опаснее льва, и выстрелить в человека, который способен сильно ему навредить, он, наверное, сумел бы – по крайней мере, сам себя в этом старательно уговаривал.

Он сам себе приказал болтать поменьше, слушать побольше, глядишь, и найдется способ сбыть с рук баронова племянника без особых затруднений и без кровопролития.

Из погреба Кнаге прихватил и закуску – у него хватило ума сообразить, что, когда война доберется до этих краев, продовольствие сильно вздорожает, и он припас окорока, два бочонка солонины, кровяные колбасы, так что мог на славу угостить фон Альшванга.

Живописец здраво рассудил, что сытый сумасшедший не в пример лучше голодного.

Видимо, фон Альшванг, шастая по Курляндии и прячась от шведских отрядов, питался очень плохо; частично его ярость объяснялась именно голодом. У него хватило глупости для начала опрокинуть в себя полбутылки рейнского, спиртное на пустой желудок шарахнуло по голове, и когда фон Альшванг жевал жестковатое вяленое мясо, он уже плохо понимал, о чем можно говорить, а о чем нельзя.

– Ты тоже пей, – велел он Кнаге. – Пей и вспоминай. Старый негодяй должен был хоть что-то сказать тебе про ключ!

– У меня никогда не было ключа, – возразил Кнаге, – мой чулан не запирался. И на мельнице он тоже ни к чему. Я ведь там ночевал в сарае и закладывал дверь на засов…

– Болван! Это другой ключ! Это не тот ключ! Это ключ таинственный!

– Таинственного тоже нигде не видел.

– Видел! Ты сам его написал, дурья голова, ты сам его написал! Я бы убил его… я думал, что найду его, а он подался с парнями куда-то к Туккуму, я не знаю, куда… Он рехнулся на старости лет и объявил войну шведскому королю, свою личную войну! Проклятые шведы отняли у меня сапоги… такие были сапоги!.. Эх…

Фон Альшванг чуть не заплакал.

– Шведы?.. – удивился Кнаге. О том, что неприятель забирает продовольствие и лошадей, он знал, но польститься на сапоги – это было уж чересчур; шведский король одевал свое войско так, что раздевать мимоезжих дворян не требовалось.

– Да! Они всех грабят! Я не мог сопротивляться, их было двести человек! Двести! Они стащили меня с лошади, шпагу отняли, все отняли, все двести! Один сразу сел на мою лошадь, другой натянул сапоги, а третий… третий меня ударил, скотина! Но я дрался до последнего! Я им всем троим показал, что такое курляндский дворянин!

Что такое именно этот курляндский дворянин – Кнаге уже понял, живя в усадьбе фон Нейланда. Баронов племянник поселился там после каких-то загадочных приключений и поступил на полное содержание к дядюшке. Дядюшка, видимо, знал неприглядные подробности, потому что денег фон Альшвангу почти не давал; тот, расплачиваясь за копии, выгребал мелочь из всех карманов.

– Пейте, – сказал Кнаге. – Пейте. Вино хорошее.

– Да. Ты не такой уж подлец, каким выглядишь… ты тоже пей и вспоминай! Эти буквы – загадка, а у тебя есть ключ от загадки, понял?

– Как будет угодно милостивому господину.