Численник

О, сколько поэтов с утра до утра,
живых, неживых, тех, что жили вчера,
свой рот открывали сказать, что пора,
пора, не пора, я иду со двора,
я строкою иду, как идут ладьей,
как идут на месть, поклянясь враждой,
как идут в разнос, объясня нуждой,
как уходят в бой, заслонясь собой…
О, сколько поэтов всегда и сейчас
замучены в профиль, убиты анфас,
а все не кончается тихий экстаз
и не истончается тварный запас,
запас одиночеств и сваленных снов,
прокисших пророчеств и свальных грехов,
и спеси дремучей из свистнутых мов,
и смеси гремучей из стиснутых слов.
О, сколько поэтов… Да я-то причем,
с приподнятым узким, как месяц, плечом,
с неслышимым плачем, как палачом,
с башкою, пристукнутой кирпичом?..

«Мне говорят, что мое лицо…»

Мне говорят, что мое лицо
тоненько светится вечерами,
словно осыпано звездной пыльцой,
словно восходит в воздушном храме.
Слушать такое не надо, нельзя,
хуже – в стихах записать или прозе,
как по канату, по ветру скользя,
падаешь и разбиваешься оземь.

«Я каждый день беседую с пространством…»

Я каждый день беседую с пространством.
Я задаю вопросы, и ответы
пространны. И они престранны.
И простого нету.
Теперь твержу с упрямым постоянством,
что жизнь моя мной до смерти любима,
и то, что я в ней постояльцем,
сейчас и мимо,
меня смущает.
Мне в ответ молчанье,
какое разлагается по спектру,
как белый свет на радужные краски,
какую хочешь выбери, но тайно,
вслух не называя,
однако зная:
радуга и радость —
из одного произрастают корня.

«Я только что была в саду, в аду…»

Я только что была в саду, в аду,
в лесу, среди травы густой и пряной,
зализывала будущие раны
и отводила прежнюю беду.
Я разводила пламенный костер
из чувств и сучьев, чисел и наречий,
язык огня дрожал, как человечий,
пел соловей вдали, вблизи стучал топор.
Я только что…
Меня там больше нет.
Иное существо, осыпанное пеплом,
в себе, как в городе, большом и светлом.
Костер погас.
В саду синел рассвет.

Комаровский вальс

жестокий романс,

написанный на полях газеты «Правда»

за 16 октября 1985 года

А. С.