Численник

Маленький дрозд мертвый лежал,
белка живая скакала поодаль.
Мир, как башмак неудобный, жал,
нагло предписан последнею модой.
В моде сырая нефть и мазут,
злой террорист и кремлевские шашни,
ловкий обман и неправедный суд,
завтрашний грех и молебен вчерашний.
Маленький мертвый с соседкой живой —
мелкие частности жизни подробной
так старомодны, хоть волком завой.
А отзовется лишь в жизни загробной.

«Пролетало короткое лето…»

Пролетало короткое лето.
Проливались короткие ливни.
Просыпались вдвоем до рассвета.
В золотой перецвечивал синий.
Отцветали цветы полевые.
Приближались: холодная просинь,
и раненья в упор пулевые,
и с кровавым подбоем осень.

Они

Я не дам вам кружиться над падалью,
я не дам обзывать себя падалью,
я не дам превратить себя в падаль.
Объяснять остальное надо ль?
Полумертвые сами, стервятники
полагают отведать мертвятинки
и, раздувшись от этого пузами,
заниматься впоследствии музами.
Всю вселенную переиначив,
деньги главным мерилом назначив,
отстрелявшись отравленной пулею,
в результате останутся с дулею.
На минуту иль две именинники,
цинком крытые мелкие циники,
ваш ворованный праздник скапустится,
воронок вороненый опустится.
Жизнь живая не вами заказана,
пусть в грязи, все равно не замазана,
без мобильных расчетов и выстрелов,
мной любима, ценима и выстрадана.
Я не дам обзывать себя падалью,
я не дам посчитать себя падалью,
после страха – освобождение,
после смерти – крик и рождение.

«Вечный жид – это вечно жидовская морда…»

Вечный жид – это вечно жидовская морда,
жизнь в кусках и отрезах как вечная мода,
и несчастье как приговоренное платье,
и проклятье – заплатой, а расплатой – распятье.
Вечный жид – это нетривиальная штука,
это вечное бегство и вечная адская скука,
это вечный огонь для солдата, что не оставил редут,
в Александровском и Гефсиманском саду.

«В коричневых стенах – вот участь участка…»

Участок – место встречи

меня и государства.

В. Хлебников

В коричневых стенах – вот участь участка —
не по принужденью, а непринужденно
сидела. Глядела застенчиво. Чаша —
испить: вот застенок, и вот осужденный.
Фантазии пыл – ведь запястья свободны
и ноги не скованы ражим железом.
Ход стрелок. И пот проступает холодный.
И краска от вечности рыжей облезла.

«Денек сероватый, дождливый, ничтожный, ничейный…»