Числа Харона

Этим утром предположение Попельского подтвердилось. Ганна неожиданно прекратила петь, и Эдвард немедленно проснулся. Он открыл глаза и прислушался. Где-то далеко, со стороны входной двери, доносился чей-то тихий голос, узнать который мешало разгневанное ворчание и сопение Ганны. «Видимо, какой-то бродяга», — подумал Попельский, поворачиваясь на другой бок. Но дискуссия у дверей началась задолго, с нищим Ганна расправилась бы как обычно — коротко и решительно. Тем временем служанка повышала голос и резко объясняла что-то непрошеному бродяге. Попельский уловил несколько раз повторенную фразу: «Хозяин спит». Встал с кровати и открыл дверь своего кабинета.

— Пожалуйста, разбудите его, — донесся голос.

— Он всегда спит до полудня, — рассерженно прошипела Ганна.

— Уверяю вас, что услышав, что это я, он немедленно проснется, вот видите, он уже не спит.

В дверях стояла Рената Шперлинг и смотрела на Попельского с легкой улыбкой. У ее ног стоял большой фанерный чемоданчик.

— Да, — тихо отозвался Попельский. — Я приму эту пани. Пожалуйста, Ганна, проведите ее в гостиную, принесите кофе, а я сейчас приду. И ради Бога, — он немного повысил голос, — Ганна, не орите так, потому что весь дом проснется!

Сердитый сам на себя за то, что так строго отчитал верную служанку, Попельский скинул ночную сорочку и повязку для глаз, которая, видимо, так рассмешила Ренату. Надел майку и домашние штаны, а сверху одел длинную домашнюю куртку, перепоясался ремнем и направился в гостиную. На его любимом месте возле часов сидела Рената. От ее веселья не осталось и следа.

— Что случилось? — Эдвард сел в кресле напротив и начал тщетно искать сигареты.

— Пани Зиморович выкинула меня вон из квартиры, — в глазах девушки блеснули слезы. — Сказала, что я привожу к себе мужчин…

— Она видела меня вчера вечером возле дома?

— Да.

— И стала обвинять вас в том, что вы меня поцеловали, да?

— Да, — Рената потупилась. — Сказала, что я последняя развратница, которая живет за деньги богатых бандитов…

— Это я бандит? — Попельский улыбнулся, принимая от Ганны поднос с кофейником и чашечками.

— Хуже, — прошептала Рената. — Она решила, что вы мой опекун и используете меня…

— То есть сутенер, — досказал Попельский.

Рената замолчала и сидела, не поднимая глаз. Была без макияжа, но кожу все равно имела гладкую и светлую, словно фарфор. Не обула туфельки на высоких каблуках, благодаря которым ноги кажутся стройнее, но ноги тем не менее были безупречными. На ней была простое скромное платьице, но Попельский чувствовал себя так, словно перед ним сидела царица гарема в подвязках и кружевном белье.

— Я помогу вам, панна Рената, — серьезно сказал Попельский. — Поселю вас у своего знакомого на Клепаровской. Вы сможете там жить до тех пор, пока не подыщите себе что-то подходящее…

Рената замерла, но не отозвалась ни словом. Однако мысли бурлили в ее голове, о чем свидетельствовали нервные движения пальцев. Они бегали ее коленями, будто выполняя какие-то сложные импровизации на пианино. Вдруг они сплелись, а девушка оцепенела, словно парализованная.

— Спасибо, я действительно пришла к вам за помощью, но этого предложения не приму, — сказала она, помолчав. — Это не годится. Одинокая женщина не может поселиться у мужчины. Негоже…

— Дорогая панна Рената, — пояснил он ласково и выразительно, будто к ним снова вернулись роли учителя и ученицы, — на Клепарове все гоже. Это во-первых. Во-вторых, мой знакомый не посягнет на вашу девственность по старой, как мир, причине: он любит красивых юношей, которые, в конце концов, часто у него бывают. Когда-то из-за этой своей слабости он чуть не поплатился жизнью. Какой уличник раскроил ему голову подсвечником, а потом обокрал. Через несколько дней я поймал этого ворюгу вместе с его трофеями. Балетмейстер Шанявский, потому что именно так зовут моего знакомого, в огромном долгу передо мной, поэтому он с радостью нам послужит. Это главное объяснение, почему вы у него будете в полной безопасности. Ни одна женщина не является для этого пана объектом эротических мечтаний, тем более та, которая находится под моей опекой.

Рената нервно почесала шею, на которой расцвели розовые пятна.

— Я очень благодарна вам, пан профессор, за все, что вы для меня сделали, — она взглянула на него с натянутой, бледной улыбкой.

— Пошли, — Попельский поднялся с кресла. — Подкрепитесь кофе, а я тем временем оденусь.

Вышел из гостиной несколько обеспокоенный Ренатиним взглядом. Он готов был поклясться, что она смотрела на заметные из-под домашней куртки густые и темные волосы на его груди. Отбросив эту мысль как нереальные мечты немолодого мужчины, начал одеваться. Это не заняло много времени, поскольку по старой привычке он вечером всегда, перед тем как лечь спать, готовил себе костюм на следующий день. Все лежало на отдельном стуле: от носков до шляпы, все подобрано в тон, ботинки того же цвета, что и ремень, галстук гармонировала с пиджаком.