Числа Харона

Конечно, общим в обеих надписях был мотив дьявола — названного один раз сыном утренней зарницы, то есть Люцифером, а второй раз — Левиафаном. Это может быть след! Ведь в христианской традиции числом сатаны является 666! Возможно, надо отсчитывать каждую шестую букву? А может, прыгать шестьдесят шесть или даже шестьсот шестьдесят шесть раз?

Попельский начал проверять простейшее предположение. Из первого еврейского текста он выписал каждую шестую букву:

דםדרבןעיאויבאפסמותלבןשחרלאכויהולאחלי

↓

ןבתרהי

То же самое сделал и со второй:

שמשחבאשיחאדםאלהרוגויהיחגלחךדיהולויתן

↓

אםגגהן

получая два слова из шести букв, ןבתרהי и אםגגהן. Лихорадочно бросился к еврейско-немецкому словарю Гезениуса и к грамматике того же самого автора. И не нашел там ни одного слова и ни одной формы, которая бы соответствовала гипотетическим выражениям, которые складывались из этих букв.

Попельский обхватил руками голову и потер виски. Его внимание привлекла определенная последовательность. Если после каждой обозначенной буквы поставить черту, отделилось бы по шесть содержательных слов или фраз. Он быстро записал это и получил два буквенных квадрата. Каждый из них образовывался шестью буквами.

Подошел к окну, слегка приподнял штору и открыл форточку, в которую сразу начал выходить застоявшийся в комнате дым. Через мгновение в голове у него прояснилось. «Квадраты, которые складываются из букв, — думал он, — это не что иное, как магические квадраты». Сразу припомнил себе самый известный из них: латинский магический квадрат, буквы которого, если прочесть их горизонтально и вертикально, образовывали одинаковые слова, из которых состояло бессмысленное предложение «Сеятель Арепо с трудом держит колеса».

Он уже начал выписывать буквы из обоих еврейских квадратов и располагать их вертикально, когда в комнату вошла Леокадия.

— Уже пять, Эдвард, — улыбнулась она, — а ты все решаешь шарады. Ты говорил, что должен пойти в университет за какой-то книгой, а потом у тебя важная встреча… Не думаю, что комендант Грабовский поверит в оправдание: «Я опоздал, пан инспектор, потому что меня захватила некая головоломка».

Леокадия ошибалась. Начальника львовской полиции охватило ныне черное отчаяние, и Грабовский готов был пойти на огромные уступки и поверить в самые невероятные оправдания, если бы благодаря этому дело убийств Любы Байдиковой и Лии Кох сдвинулось с места.

VII

Начальник львовской полиции, инспектор Чеслав-Паулин Грабовский, смотрел на Эдварда Попельского неприветливым взглядом.

День именин начался для начальника Воеводской комендатуры полиции вроде бы прекрасно, ибо к нему с поздравлениями позвонил сам главный комендант.

— Ну, и напоследок — пожелания относительно твоих непосредственных обязанностей, — полковник Януш Ягрим-Малешевский завершил длинную тираду с перечнем всех благ. — Желаю тебе, брат, чтобы ты быстро схватил этого бандита, о котором пишут во всех львовских газетах…

— Благодарю тебя от всего сердца за дружеские слова, — сказал Грабовский своему шефу. — И за последние пожелания, которые вот-вот сбудутся…

— Вот и прекрасно, потому что нам в Варшаве кажется, что эта тварь, которая убивает женщин и присылает жидовские листики, водит всех за нос. У нас тут есть информация, что пресса готовится к очередным нападкам. Ты же знаешь, что это может быть неприятно…

— Из Варшавы не все так хорошо видно, — Грабовский побледнел. — Ты ждешь подробного рапорта?

— Жду, старый друг, — Ягрим-Малешевский говорил медленно и четко, — что ты приятно проведешь сегодня свои именины. А послезавтра, когда ты хорошо передохнешь, то пришлешь мне подробный рапорт и вероятный запрос на эксперта в еврейских делах. У нас тут таких немало…

— Весьма тебе благодарен, но это лишнее. У нас тут их тоже достаточно.

— Прекрасно. Что ж, успехов и еще раз — всего наилучшего по случаю именин!

Во время торжеств в зале комендатуры Грабовский был в дрянном настроении. Он рассеянно слушал речи и пожелания руководителей отделов, инспекционного офицера и начальников комиссариатов. Когда они закончились, встал с деланной улыбкой, чуть запинаясь, поблагодарил за теплые слова, а потом сошел с возвышения с рюмкой водки в руке, чтобы чокнуться со всеми полицейскими, что работали под его руководством. Во время этого ежегодного ритуала он обменивался несколькими словами с каждым, пытался даже шутить, но его отсутствующий взгляд и хмурое лицо сводили на нет натянутые остроты.

И вдруг лицо Грабовского прояснилось и на нем появилась широкая, искренняя улыбка. Это случилось тогда, когда он чокался рюмками с аспирантом Вильгельмом Зарембой и из уст подчиненного услышал такие слова:

— Пан комендант, возможно, вы согласитесь принять и выслушать уволенного со службы комиссара Эдварда Попельского? Он знает, как разрешить дело Байдиковой и Кох.