Чёрный всадник

Дружно, разом опустились длинные казацкие копья, и запорожцы тяжёлой тёмной лавиной поскакали в атаку. Степь вздрогнула от грозного топота и крика.

Крымчаки оказались между молотом и наковальней. Поначалу они пытались дать отпор, и много десятков запорожцев полегло от острых кривых сабель и тонких оперённых стрел. Но крымчаки уже утратили веру в победу. Слух о том, что в тылу появился большой казачий отряд, внёс смятение, породил панику. Одиночные всадники начали разворачивать коней в степь.

Мюрад-Гирей метался от одного чамбула к другому, но его голос терялся в криках, топоте, лязге сабель, ржании коней. Ханские военачальники — калга, салтаны, мурзы — тоже не могли уже справиться со своими людьми. Наспех собранное войско без чёткого руководства распадалось.

Запорожцы не ослабляли натиска. Сам Серко кинулся в гущу боя. Его высокий конь появлялся то в одном, то в другом месте, где было трудно.

— Дружней, сынки! — гремел голос кошевого. — Отомстим хану за прошлогоднее нападение на Сечь! За кровь товарищей наших и всего люда христианского… Достаньте мне, детки, самого хана, я побалакаю с ним в Сечи по-нашему, по-запорожски… А потом отошлю в Москву — царю в подарок. Если ж кто зацепит его саблей, тоже будет неплохо… Вперёд, братчики! Вперёд!

Враг не выдержал и покатился назад. Напрасно злился и ругался Мюрад-Гирей, напрасно размахивал саблей и грозил своим воинам страшнейшими карами. Ему никто не повиновался. Ужас овладел правоверными, заставляя искать спасения в бегстве.

Захваченный неудержимым потоком поддавшихся панике воинов, Мюрад-Гирей завертелся в неистовом круговороте и вынужден был отступать вместе с войском. А когда услышал, как кто-то из запорожцев выкрикнул его имя, страх сковал его сердце. С этого момента он перестал думать о войске, ударил коня под бока, чтобы поскорее вырваться из тисков Урус-Шайтана.

Ему посчастливилось проскочить узким проходом, остававшимся ещё между казаками Серко и Палия. Но с него не сводили глаз бывалые запорожцы, знавшие хана в лицо.

— Хлопцы, ловите хана! — крикнул Метелица. — Тикает, клятый!

Звенигора со Спыхальским первыми кинулись вслед за беглецом. Им на помощь помчались десятки палиевцев. Конский топот, казачьи крики, свист летели вслед хану и заставляли его все глубже втягивать голову в плечи.

Спас хана сильный, быстроногий конь. Прижав уши, вытянувшись как струна, он постепенно уходил все дальше и дальше от преследователей, пока большой чамбул, отступавший с правого фланга, не перерезал путь запорожцам. Арсен со своими спутниками с ходу врезался в гущу вражеских всадников, но те не приняли боя. Заслонив собой хана, они повернули коней и поскакали вслед за ним.

— Сбежал, шелудивый пёс! — сетовал Спыхальский. — Жаль! Вот была бы добыча! Еден шанс был в жизни самого хана поймать! Эх!

Арсен с друзьями потешались над искренне расстроившимся товарищем.

— Брось сокрушаться, пане-брат! Добычи и так достаточно!

— Добыча, — недовольно бурчал поляк, — то все вороньё, а тутай беркута из рук выпустили! Когда ещё доведётся встретиться с ним с глазу на глаз?

— Не тужи, сынку, — хлопнул по спине пана Мартына Метелица. — Вот прибудем в лагерь, покажу тебе такую лялечку[48], что враз забудешь про хана, чтоб он скис!

— Что ж то за лялька? — оживился Спыхальский.

— Эге-ге, такую кралю вызволил я в Ак-Мечети, что тебе, пан Мартын, и не снилось! Ну, раскрасавица, белолицая, очи голубые-голубые, как даль небесная, а косы — мягче пряжи льняной, право… К тому ж твоя землячка. Должно, и шляхтянка даже… Эх, будь я помоложе, ни за что б не отдал никому. Но увы! Вот и поступаюсь тебе великодушно. Враз забудешь своего хана, говорю.

— А и вправду, Мартын, — засмеялся Роман. — Бери панну, коли дают! Может, это счастье твоё?

— А я что, разве отказываюсь? — подморгнул лукаво пан Мартын. — Дзенькую бардзо, батько Корней! Хан, конечно, хорошо, а панна, всем известно, лучше!

Возбуждённо переговариваясь, вспоминая самое яркое из только что пережитого боя, друзья медленно приближались к лагерю. Запорожцы хоронили убитых, подбирали раненых, готовились к далёкому обратному пути.

Под вечер, перебредя Сиваш, они вступили в неоглядные, поросшие ковылём ногайские степи.

8

Возвращались не торопясь, так как не боялись погони. Хан с остатками своего войска вряд ли посмел бы гнаться за ними. А ногайцы, кочующие между Сивашем и Днепром, напуганные разгромом крымских улусов, сами убегали, чтобы не стать добычей казаков.

Когда солнце начало садиться за зыбкий небосклон, запорожцы остановились на ночлег. Лошади, коровы, отары овец паслись вдоль берегов почти пересохшей степной речушки. А люди рвали ковыль, бурьян, готовили себе постели. Кашевары разожгли костры и варили пшённый кулеш с бараниной.

До самых сумерек лагерь шумел. Казаки ужинали вместе с освобождёнными пленниками и пленницами, рассказывали разные бывальщины, разыскивали земляков. И только поздно вечером улеглись спать прямо под яркими летними звёздами.

Спыхальский с Метелицей весь вечер бродили по огромнейшему лагерю, пытаясь найти освобождённую польку.