Чёрный всадник

— Да не одинаковые, — сразу же парировал Палий. — Вот мы только что подписали с ханом договор о перемирии на двадцать лет. Со своей стороны, хан обязался не нападать на нас, не брать ясырь в нашей земле… А ты, подданный хана, уже готовишь поход на Украину… И считаешь это справедливым?

— Ногайцы договор не подписывали, — буркнул Кучук-бей.

— Но ты же знал, что договор подписан, отослан царю и султану для утверждения?

— Знал.

— И все же пошёл на нас войной!

— Пошёл… Потому что мой народ хочет есть!

Палий стиснул зубы. Долго молчал. Лицо его сестры, Варвары-ханум, то бледнело, то краснело. Сжимались кулаки его товарищей.

— Гм, вижу, добром с тобой, мурза, мы не договоримся, — произнёс он наконец. — А жаль!..

Кучук-бей расхохотался, хищно блеснув крепкими зубами, ярко белеющими в окаймлении чёрной бороды, ударил Палия ладонью по колену.

— Зачем нам морочить себе голову, Семён? У вас есть хорошая поговорка: пусть будет то, что бог даст!.. Вот сегодня пьём-гуляем…

— А про завтра не забываем, — перебил его Палий. — Прошлого не изменишь, зато будущее — в наших руках!

— В руках аллаха, Семён! Слышишь — в руках аллаха!.. Захочет аллах, чтоб погиб мой народ, — и ничто не спасёт его. Захочет, чтоб погиб твой, — так он погибнет, как бы ты ни противился!

— Жестокий твой бог, мурза, — покачал головой Палий. — Были б мы разумны, то места хватило бы для всех…

Кучук-бей хотел что-то ответить, но хлопнула дверь — и в комнату вошёл Чора. Усталый, похудевший, со злыми глазами, он мрачно поздоровался и укоряюще посмотрел на мать.

Варвара-ханум немного побледнела. Сыновний взгляд сказал ей много: и о причине его печали, и о боли, пронизывающей его грудь. Она сочувствующе вздохнула. Но едва приметная искорка, на миг вспыхнувшая в её глазах, свидетельствовала и о радости: сын вернулся живой-здоровый, а полонянка, которая могла стать причиной раздора и взаимной ненависти в семье, должно быть, навсегда исчезла с их пути.

Палий заметил молчаливый диалог матери и сына, понял все, что за ним скрывалось, и, облегчённо вздохнув, удовлетворённо расправил русые усы. Значит, Стёха свободна и он с верными соратниками может завтра на заре покинуть Белгород и мчаться на Буг, к условленному месту…

13

Переправившись через Дунай, янычарский отряд во главе с чорбаджием Сафар-беем медленно двигался по Добрудже к Балканскому хребту.

Одетый в янычарскую одежду, Арсен вместе с Младеном ехал все время впереди: он не хотел показываться на глаза Юрию Хмельницкому, который плёлся, привязанный к возу, где-то в середине обоза.

И Арсен, и Младен торопились. Все отдали бы не задумываясь, только бы сократить путь!..

Арсена подгоняло желание как можно скорее добраться до Стамбула, где — был уверен — найдёт Златку. Младена влекло вперёд, кроме тоски по дочери, ещё и другое чувство. Вокруг него уже были родные края! Там, на горных пастбищах, в зелёных долинах, среди лесов гуляют его побратимы-гайдуки, борцы за свободу Болгарии… К Златке и к ним рвётся сердце старого воеводы!

Когда на шестой день, взобравшись на высокий перевал, они остановились, Младен подозвал к себе Ненко и Арсена. Вид у него был торжественный. Он снял чалму, расправил рукой длинные седые волосы, глубоко вдохнул густой прохладный воздух и сказал радостно:

— Боже! Вот она предо мной — Болгария! Старая Планина! — Младен опустился на колени, наклонился и поцеловал землю. В глазах его блестели слезы. Поднявшись, окинул взглядом дали в синей дымке и чуть слышно прошептал сухими губами: — Болгария! Родная моя…

И Арсен, и Ненко не проронили ни слова. Они понимали, какое пламя бушует сейчас в груди старого воеводы.

Младен взял их за руки, подвёл к краю обрыва, с которого виднелись южные склоны хребта, произнёс взволнованно:

— Сыны мои! Здесь мы расстанемся…

— Почему, отец? — удивился Ненко. — Мы договорились ехать в Стамбул вместе. Спасать нашу Златку…

— Вас двое — молодых, сильных… От меня помощь невелика, справитесь сами. Вызволите Златку… А я останусь здесь, в родных горах. Разыщу своих юнаков… Верю, они ждут меня! Где-то там, — он снова поднял морщинистую, но ещё крепкую руку, — мать наша, Анна. Орлица моя. Давно она дожидается моего возвращения…

Долго они стояли молча, пока на крутом подъёме не показался обоз, медленно поднимавшийся в гору.

Старый воевода заспешил.

— Вот что, сыны, запомните все, что я скажу… Первое и главное задание: вызволить дорогую мою доченьку Златку. Где б она ни была, хоть в серале[75] султана, вырвите её оттуда! И пошлите весть мне об этом в Сливен через старого Станко… Вы оба знаете его дом. Станко мой давний друг и верный помощник… Поняли?

— Да, отец, — кивнул Ненко.