Чингисхан. Пядь земли

Виссарион, конечно, пытался учить его греческому, но сам знал он его не в совершенстве, поэтому Эйрих прекратил занятия до появления хорошего учителя.

— Надо помочь ему, Соломон! — обратилась к мужу Юлия. — Отличный стратег, победитель варваров, говорящий на чистой латыни, читающий труды древних — будет преступлением не помочь ему!

— Да-да, ты, безусловно, права, — не стал спорить Соломон. — Поможем.

— Буду безмерно благодарен, — кивнул ему Эйрих.

— Но тебе нужно отправляться в Константинополь, дабы не заставлять консула ждать, — викарий вновь залпом выпил вино. — Флавий Антемий — это очень опасный человек, Эйрих. Не знаю, чего он хочет от тебя, но будь предельно осторожен.

— Я буду, — пообещал Эйрих.

Глава седьмая Пол, устеленный золотом

/3 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, среди полей/

— Разбивайте лагерь, — приказал Эйрих, — мы не успели.

До Константинополя осталось часов восемь пути, но Солнце уже зашло за горизонт, а идти по темноте небезопасно и неудобно. Эйрих думал, что если ускориться, то можно добраться до столицы к закату, но они смогли только устать и не успеть.

Когда окончательно опустилась ночная тьма, они уже сидели перед кострами, ужиная вяленым мясом и римским хлебом.

— Ну-ка, подвинься, вождь, — пришёл к костру Эйриха Ниман Наус.

От вспотевшей лысины его отражались блики костра, лицо его было уставшим — все дружинники и воины участвуют в разбитии лагеря, а Наус уже не так молод. Возможно, Эйриху следует рассмотреть возможность введения иммунов,[22] на манер старых римских легионов. От воинских тренировок, которые ввёл Эйрих, это их не освободит, но зато подчеркнёт особый статус в воинстве. Пока что приходится мириться с дружинной вольницей, но, рано или поздно, надо будет с этим кончать.

Эйрих подвинулся.

— Я тут с Феомахом болтал по дороге, — произнёс старший дружинник.

— И что говорит наш римлянин? — поинтересовался Эйрих.

— Спрашивал я его о преторианцах и вообще устройстве римских легионов, — сообщил Ниман. — Иоанн говорит, что с преторианцами покончили что-то около до жопы зим назад, при каком-то Константине, прозванном Великим.

— Так, — кивнул Эйрих.

— И этот Константин заменил их на дворцовую ауксилию,[23] набираемую из таких, как мы, — продолжил старший дружинник.

— Это правда, — подтвердил Эйрих.

— А мы, считай недавно, побили всамделишных дворцовых ауксилариев, ну, тогда, когда Брета ушёл в Валхолл, — Наус снял с пояса маленький бурдючок с креплёным вином.

Это ещё одно послабление для старших дружинников — остальным нельзя, а им можно. Эйрих не собирался отдавать приказы, которые не будут исполнены, поэтому закрыл глаза на такое нарушение установленных им правил, а старшие дружинники, взамен за это, не надираются вусмерть. Тоже вещь, которую надо будет менять.

— Ты к чему это всё? — спросил Эйрих.

— Я это к тому… — Наус отпил из бурдюка. — … что мы, выходит, лучше, чем эти изнеженные дворцовые ауксиларии.

— Столкнись мы с ними в чистом поле, думаю, всё сложилось бы несколько иначе, — вздохнул Эйрих.

— Но мы победили их, ведь так? — спросил Наус.

— Да, — кивнул Эйрих.

— Может, наймёмся к восточному императору в дворцовую ауксилию? — Ниман Наус повернулся к нему и посмотрел прямо в лицо.

— Да, там же платят много денег! — вдруг вышел из тьмы Хумул.

— Слушайте римлянина побольше, — произнёс Эйрих. — Вы не знаете о том, что творится в Константинополе, но золото застилает вам глаза…

— Думаю, надо узнать, что там да как, а уже потом делать выводы, — выдал неожиданно рациональную позицию сидящий с противоположной стороны костра Бадвин.

Бадвин — это один из опытных воинов, пожелавших присоединиться к новой дружине. Сам он родом из деревни Вунжо Старого, родичей у него не осталось — брата и отца убили римляне, во время памятного Кровавого пира. Он носит короткую бороду, которая успела поседеть, на лице есть несколько ожогов — до того, как бросил всё и ушёл в воины, он пробовал себя помощником кузнеца. На войне он обзавёлся серией шрамов на лице и на теле, а также пару раз ломал правую руку, поэтому отлично разбирается в изменениях погоды. Жену и детей он так и не завёл, единственное, что имеет для него смысл — война. Таких, как он, много, но мало кто решился бы пойти за Эйрихом. Уж больно молод он как предводитель, чтобы по-настоящему опытные воины посчитали его достойным командовать собой. За таких, как Бадвин, как Ниман Наус, как Хумул, надо держаться. Но и терпеть их своеволие тоже неприятно. Эйрих знал, как надо поступать в таких случаях, но не хотел терять хороших воинов.

— Я под руку римлян не пойду и вас не поведу, — отрезал Эйрих. — Хоть пол передо мной пусть золотом устилают, моя цель — благополучие готского народа, а не какие-то там деньги.