Чингисхан

Чтобы объяснить монгольское нашествие, некоторые климатологи выдвинули предположение, что во времена Чингисхана в евразийских степях выпало наименьшее количество осадков. В результате кочевники, жертвы резкого падения уровня жизни, вынуждены были пользоваться иными источниками, помимо скотоводства: охотой и рыбной ловлей, а также войной. Другие, напротив, утверждают, что климат в начале XIII века как будто бы благоприятствовал обилию степной растительности, откуда — значительный прирост поголовья табунов, что позволило монголам экипировать свою кавалерию для крупномасштабных военных операций.

Русский историк Воробьев, со своей стороны, напоминает, что межконтинентальные торговые пути в направлении Европа — Азия и обратно переживали в эту эпоху упадок, что должно было сказаться на монгольских племенах, так как в обычное время они пользовались «результатами» торговли на различных дорогах Шелкового пути. Дань, которую китайцы платили монголам (в частности, по условиям договора 1147 года), свидетельствует о том, что кочевники потребовали от Китая не произведения художественных промыслов, как обычно, а продукты сельского хозяйства и, что еще любопытнее, волов и овец. Это заставляет предположить, что у монголов возникли большие трудности с продовольственными запасами и, следовательно, их вторжение отвечало экономическим потребностям. В конце концов речь шла о самом классическом империализме.

Не будем забывать о тысячелетнем антагонизме между кочевниками и оседлыми народами. Последним, защищенным городскими стенами или привязанным к своим полям, приходилось с давних времен сдерживать натиск «дикарей». Но кроме этой «битвы за пространство» существовало, с одной стороны и с другой, неосознанное, но глубокое стремление навязать свой образ жизни. Монголы не довольствовались только тем, что грабили и убивали крестьян и горожан, они пытались также силой сделать их «такими же, как они сами». Захватив город, завоевав страну, они разлучали семьи, уводили в разные места жителей, которые должны были превратиться в их слуг, использовали по своему усмотрению ремесленников, музыкантов и актеров, ставших их собственностью, как будто они старались «сломать» структуру всего общества. Депортация, рассредоточение оседлых народов — эта политика свойственна не только монголам, так как она проводилась во время вторжений другими кочевниками. Но, конечно, от этого ужас, внушаемый Чингисханом и его преемниками, становился еще больше.

Оседлые народы, когда они побеждают кочевников, также пытаются подчинить их своему собственному образу жизни. Захваченные в плен кочевники превращаются в рабов, прикрепленных к земле или запертых за городскими стенами. Помимо непосредственных интересов оседлых народов (дешевая рабочая сила, рабовладельчество) эта попытка разрушения уклада, кажется, отвечает более глубоким побуждениям, так как во все времена оседлые народы испытывали стойкое отвращение к кочевникам. Это могли быть отдельные люди или группы людей, вначале ограниченные — мелкие торговцы-разносчики, бродячие акробаты, нищие и всякого рода бродяги, — но также и целые народности, жившие в пограничных районах или плохо контролируемые властями, казаки на юге России, которых царское правительство пыталось привлечь на военную службу (служилые) для охраны своих границ, банджарские кочевники в Индии, лишенные права земельной собственности, европейские цыгане, презираемые и выброшенные из городов, «вечные жиды», принужденные селиться в гетто. Этот непримиримый антагонизм между оседлым образом жизни и кочевым не исчез, впрочем, до наших дней. Можно привести много примеров: американские индейцы, согнанные в «резервации», цыгане, выброшенные «на территории, предназначенные для кочевников», горцы на юго-востоке Азии, вынужденные жить «в лагерях для перемещенных лиц», эфиопские скотоводы, насильственно сделанные «оседлыми»…