Чихнёшь в воскресенье...

— Точно не знаю. Примерно, — голос миссис Хартвел прозвучал довольно раздражённо. Фредерика, несколько раз встречавшаяся с «Ма» Марджи, подумала, что та просто наслаждается происходящим. Даже сейчас она не могла скрыть приятного возбуждения. Это не просто пикантная новость для городских сплетниц. Толстые руки женщины беспокойно ёрзали на коленях, а когда она говорила, то голодно вытягивала губы.

Именно в этот момент послышались звуки машины врача, а чуть позже он и сам неслышно вошёл в комнату. Человек средних лет, чуть полноватый, с наружностью типичного семейного врача.

—  Добрый вечер всем, — входя, он с отсутствующим видом слегка кивнул. Потом повернулся к Тэйну. — Вы меня звали? Где...

—   Снаружи, — ответил Тэйн. — Идёмте... и вы, Мохан, если не возражаете.

Джеймс Брюстер наконец-то прервал изучение темно­ты за окном.

—  Может, пойдёт и кто-нибудь из членов семьи? — неожиданно спросил он.

—  Нет, я думаю, в этом нет необходимости, — ответил доктор Скотт мягким успокоительным голосом профес­сионального врача. — Оставайтесь здесь, мы вскоре вернёмся.

После ухода мужчин Фредерика не знала, что сказать миссис Саттон и миссис Хартвел, и все сидели молча. Миссис Саттон, казалось, забыла о присутствии осталь­ных. Миссис Хартвел нервно ёрзала, и Фредерике начало уже казаться, что  «вскоре» доктора растянулась очень надолго, когда хлопнула дверь и вошли все трое.

Доктор Скотт откашлялся. Потом быстро взглянул на миссис Саттон и сказал:

—  Мы решили провести вскрытие, Маргарет... Мне жаль, дорогая, ужасно жаль... но... гм... определённые симптомы не позволяют определить точную причину смерти.

Миссис Саттон крепко сжала руки, но ответила спо­койно:

—   Конечно, Тед, если это необходимо. Я уверена, иначе вы бы не стали на этом настаивать.

Появился один из полицейских Тэйна и незаметно вышел в сад. Все одновременно, словно по сигналу, встали, и тут миссис Хартвел неожиданно спросила:

—  Можно мне остаться с вами, Фредерика? Я уверена, Маргарет меня отпустит, а вам не захочется быть одной. Я с радостью.

—  Вы очень добры, миссис Хартвел, — быстро ответи­ла Фредерика, — но я хочу побыть одна. Полицейский за дверью и...

—  Понимаю, — в голосе миссис Хартвел прозвучали обычные капризные обиженные нотки. Какой получился бы рассказ для следующей встречи женского церковного совета — ночь ужаса! Все видели, что на самом деле миссис Хартвел вовсе не понятно, но Фредерика слишком устала, чтобы думать об этом.

Фредерика вышла и постояла за дверью. Небо на горизонте осветилось первыми признаками рассвета. Проснулась какая-то птица и объявила об этом всему миру; Фредерика была благодарна ей за бодрую ноту. Питер задержался.

—  Вы уверены, что всё в порядке?

—  Совершенно. Очень хочу спать.

—  Хорошо, — он на мгновение положил руку ей на плечо, потом отправился вслед за остальными.

Но когда Фредерика вернулась в пустой дом к грязным кофейным чашкам, на неё вновь навалилась депрессия. Тогда, решительно отвернувшись от неубранного, она поднялась наверх. Но уснуть не смогла. Переворачивала подушку, перекатывалась с одной стороны кровати на другую, но никак не могла забыть о лежавшем внизу холодном теле Кэтрин Клей и о несчастном полицейс­ком, несущем свою молчаливую вахту. Почему они не увезли тело сразу?

Наконец Фредерика зажгла свет, встала и надела халат. Гораздо проще, решила она, отказаться от борьбы. Спус­тившись, она собрала грязные чашки и сварила свежий кофе. Позвала полицейского. Тот с благодарностью при­нял кофе, но посидеть отказался и вышел, прихватив с собой дымящуюся чашку, а Фредерика устроилась в кабинете. Раскрыв ящик стола, она достала наброски будущей книги и, обхватив голову руками, чтобы сосре­доточиться, начала внимательно изучать их. В голове уже начал складываться очерк жизни трёх трудолюбивых «ца­рапающих женщин». Фредерика протянула руку к стопке бумаги с нетерпением, порождённым внезапным созида­тельным порывом, благодарная за то облегчение, которое приносил ей этот порыв. Много времени спустя она взглянула на часы и обнаружила, что уже полшестого утра. Снаружи небо окрасилось алым, а первая неуверен­ная птичья песня превратилась в могучий хор. Фредерика встала и потянулась. Потом, после недолгого колебания, прошла на кухню и с очарованием ужаса взглянула через окно на гамак и тело Кэтрин Клей. За гамаком, как символ горя, медленно расхаживал полицейский.

Фредерика подавила свои страхи; глядя на тело в ярком свете утра, она почувствовала, как тайна этой смерти отпускает её. Она теперь сможет уснуть, а впереди целый день. Воскресенье. Благословенная мысль. Конеч­но, если не появится полиция для исполнения своих ужасных обязанностей и не продолжатся бесконечные вопросы. Но этого не будет. Еле поднимая одну усталую ногу за другой, Фредерика потащилась к постели. Через несколько часов рассвет перешёл в солнечный день, пятна света поползли по ковру, но Фредерика спала.

Глава 5