ЧИХНЁШЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ...

—   Я пообещал доктору Скотту отвезти Фредерику домой рано, и мне кажется, что вам двоим тоже не мешает выспаться.

Конни зевнула и рассмеялась.

— Вы говорите разумно, Питер, но как нам не хочется, чтобы вы уходили. Можно, я ещё какое-то время буду помогать в магазине, Фредерика? Не думала, что это так интересно... О, и я ещё хотела спросить... Может, вы знаете, откуда у преподобного отца Арчибальда такая страсть к книгам Бертрана Рассела? Я и не подумала бы...

—  Шшш, Конни, — быстро отреагировал Питер. — Нельзя сомневаться в священнике.

—   Может, он тоже хочет, чтобы его охраняли, — рассмеялся Тэйн. — Но у меня сейчас нет людей. Может, полковник Мохан...

—  Нам пора, Фредерика, — сразу сказал Питер, беря Фредерику за руку и протягивая ей костыль.

Когда они добрались до машины, Питер убрал верх.

—   Все бури кончились, моя дорогая, — сказал он негромко, — и я подумал, что хорошо бы взглянуть на звёзды.

—   Они прекрасны, Питер, и такие необыкновенно мирные. Я думала об этом весь вечер. Сначала весь этот ужас, а теперь снова мир.

—  Но почему такие потрясающие мысли, моя дорогая Фредерика?

—  О, Питер, не смейтесь надо мной. Два человека, которые здесь жили, мертвы, и однако все, даже миссис Саттон, снова в мире.

—  «Ма» Хартвел понадобится много времени, чтобы оправиться. А Джеймсу никакого времени не хватит.

—  О, да... Но я не способна ему сочувствовать. — Да и я не хочу этого. Я ведь заметил, как он строил вам глазки.

—  Наверно, он был неравнодушен к Филиппине.

— Сомневаюсь. Она могла его шантажировать, потому что знала о наркотиках. Но должен признать, что его интерес к постройке дома заметно усилился, когда Кэт­рин ушла с его дороги.

—  Может, он видел, как Филиппина ищет серебряную табакерку, когда обнаружил тело Кэтрин в то ужасное воскресенье?

—  Возможно. Сейчас трудно сказать. Но нельзя ли оставить его?.. Я бы поговорил о нас.

—  А есть, что сказать о нас?

— Да, и много. И перестаньте стесняться. Так вот. Мы распутали свой первый случай, Ватсон. Но в общей суматохе я, по-видимому, забыл несколько личных про­блем. Вы заметили, как я подготовился к этому вечеру? Нет? Я разочарован. Во-первых, новая машина, во-вто­рых, мой лучший костюм. В последний раз я надевал его, когда отводил свою подругу на ярмарку. С тех пор я был слишком занят для приёмов. И вот сегодня, надевая свой лучший воскресный костюм, я нашёл в кармане сложен­ный листок...

—  Ключ. Точнее — послание букета, — сразу отозва­лась Фредерика. — А я совсем забыла о нём. Вспомнила только сегодня днём.

—  Интересно, а почему именно сегодня днём?

— Маргарет Саттон сказала, что я должна спросить вас о нём.

—  Правда? Ну, что ж. Я думал пойти на компромисс, но я всегда делаю то, что велит Маргарет.

Он протянул Фредерике листок, и при свете прибор­ных огоньков она прочла:

Немного стоит тот,

Кто достаётся легко,

Поэтому никогда не отчаивайся

 И не сожалей о своей участи.

 Оба рассмеялись, и Питер не торопясь проговорил:

—  Теперь вы понимаете, почему я не счёл разумным сообщать такие мысли энергичной деловой женщине Фредерике Винг. Должен признаться, что я был напуган до смерти.

—  Значит, вы считаете, что достались бы легко?

—  Я думал не о себе. Просто представил себе, как это подействует на Южный Саттон, если вы вобьёте такую мысль в свою хорошенькую головку.

—  Понятно. А теперь вы преодолели свой страх...

—   В личном смысле кое-что другое заняло место страха. Я по-прежнему не считаю себя хорошей добычей, Фредерика, но мне кажется, что сейчас за мной стоит поохотиться.

Фредерика ничего не ответила, и немного погодя пол­ковник продолжил:

—  Вы знаете, после убийства я ни слова не слышал о вашей простуде. Вы поправились?

—   О, да. После того как чихнула в воскресенье и вызвала всю эту катастрофу, я сразу почувствовала себя лучше.

—  Понятно. Но, если не ошибаюсь, вплоть до субботы вы продолжали чихать. Я помню громкий чих в понедель­ник — что означает опасность — очень точно. А теперь — это очень важно. Во вторник вы чихали?

—  Да. Да, я в этом уверена, потому что старалась вспомнить стишок, который вы мне не рассказали.

Питер привёл машину на вершину последнего подъ­ёма, откуда видна была и долина и звёзды. Затем выключил двигатель и повернулся, глядя на бледный овал припод­нятого лица.

—  А вот и стишок, дорогая Фредерика, тот самый:

«Чихнёшь в воскресенье,
 и прячься, чтоб выжить:
Иначе чёрт будет тебя
всю неделю мурыжить».

—  Да, об этом мы все знаем...

—  Не прерывайте, пожалуйста.

«Чихнёшь в понедельник —
 опасность близка,
 Во вторник чихнёшь —
поцелуй чужака...»

—  Ох!..

—   Но ведь я больше не чужак. И, надеюсь, вы не станете возражать?

Много времени спустя яркая новая машина покати­лась с холма. Ожил мотор.