– У нас психов нет, – сказала кадровичка с такой обидой, будто речь шла о ее родных детях.
– Не психов, – поправился Виталий Иннокентьевич.
– Говорю же, – сердито отозвалась Вера Михайловна. – Не, бывают такие, которые за воротник закладывают и по пьяни бузят. Вон Потапов по пьянке в милицию попал недели две назад. Но только это не на работе. Что они там в свой законный выходной делают – не мое дело. А так у нас все сотрудники нормальные.
– Вы уверены?
Кадровичка фыркнула и кивнула на шкаф.
– Не верите, проверяйте.
На кладбище Чикатило вернулся к вечеру, когда спала дневная жара. Нашедшие здесь последнее успокоение родственники жены его не интересовали, он шел в противоположную от могилы Одначевых сторону, в дальнюю часть нового кладбища, туда, где у самого забора оставались еще свободные участки. Тут не было пока ни могил, ни памятников, ни оградок, но участки уже разметили.
Андрей Романович направился к тому, возле которого росло высокое раскидистое дерево. Шаг его замедлился, глаза сделались пустыми. Чикатило остановился и какое-то время стоял не шевелясь, глядя на клочок земли рядом с могилами. Затем он медленно, будто пытаясь распробовать ощущение от каждого движения, опустился на колени, лег под деревом и растянулся на земле, примеряясь к месту.
Над головой шелестели на ветру листья дерева, сквозь ветви пробивались лучи заходящего солнца. Но умиротворение не пришло, у Чикатило снова, как днем, неприятно сморщилось лицо.
Он резко встал, оглядел могилы, бросил взгляд на клочок земли под деревом и, словно решив что-то для себя, быстро пошел прочь.
– Где вы были восьмого марта этого года?
– Я извиняюсь, вы на календарь смотрели? Я, товарищ капитан, дневник не веду, и память у меня самая обыкновенная, что было несколько месяцев назад, не помню, – говорил крепко сложенный мужик лет сорока с наколкой «Север» на правой руке.
Витвицкий устало помял виски пальцами. За день перед ним прошли десятки таких мужиков, похожих друг на друга и отвечающих примерно то же самое на одни и те же вопросы.
– По нашим данным, в этот период вы ездили в Шахты, – сообщал капитан другому дальнобойщику, здоровяку с суровыми чертами лица и серебристыми от седины висками.
– Может, и ездил, – нехотя отвечал тот. – Что я, помню, что ли? Вы по путевым листам сверьтесь, так вернее будет.
Личные дела, заинтересовавшие Виталия Иннокентьевича, разделились на две стопки. В одной лежали папки с анкетными данными уже опрошенных, в другой оставались анкеты тех, с кем он еще не успел побеседовать. Первая стопка росла, вторая редела. Только проку от этого по-прежнему не было.
– Пассажиров по дороге брали? – в который уже раз задавал вопрос Витвицкий.
– Какие пассажиры? По инструкции на маршруте пассажиры не положены, – с легким акцентом отвечал водитель.
Менялись люди, менялись лица, не менялись только вопросы и ответы.
– А если девушка на трассе проголосует?
– И что с того? Я женат. На хрена мне на трассе девушки? – это был стандартный ответ.
Впрочем, иногда случались сюрпризы:
– Ну, вообще, бывает, конечно. За всеми грешки водятся, – неожиданно разоткровенничался темноволосый мужчина – уроженец братской республики. – Особенно когда на дальние расстояния. У нас же большей частью молодые мужики работают. Когда несколько дней кряду за баранкой, хочется походить, полежать, пожрать и, простите, это… баллоны слить.
– Со случайной попутчицей? – уточнил капитан.
– Почему случайной? Ты, командир, як дитятя. Это ж трасса. Там таких попутчиц… Они этим делом промышляют, деньгу зарабатывают.
Витвицкий снял очки и снова потер виски.
– Ну я пойду? – осторожно спросил сидящий напротив дальнобойщик.
Виталий устало посмотрел на мужчину. За окном густели сумерки, а в кабинете стало уже совсем темно.
– Да, – кивнул капитан. – Да, конечно. Спасибо.
Дальнобойщик встал и поспешно вышел. Витвицкий закрыл очередное личное дело. Опять мимо.
Кладбище манило его теперь как магнитом. Чикатило вернулся сюда с лопатой уже почти в темноте. В густеющих сумерках серая тень его, двигающаяся между могил, почти сливалась с пейзажем. Шаги еле слышно шелестели по дорожке.
Добравшись до знакомого дерева у дальнего забора, Чикатило остановился и заозирался по сторонам. Но предосторожности оказались напрасными: на кладбище в это время никого не было, тем более в этой части.
Воткнув лопату в землю, он положил под дерево портфель, сверху аккуратно примостил свернутый плащ, шляпу, затем засучил рукава, поплевал на ладони и принялся копать.
Работал он долго, основательно. Движения были четкими, выверенными, и усталости он, казалось, не знал вовсе. К середине ночи у забора под деревом образовалась неровная, выкопанная неумелой рукой могила, больше похожая на глубокую продолговатую яму, доходящую человеку среднего роста до плеча. Чикатило выбрался из ямы, ткнул в землю лопату, достал платок и вытер руки. После чего окинул плоды своих трудов оценивающим взглядом.