Офицеры поспешно отводили глаза, конфликтовать с новым начальством никому не хотелось. Овсянникова тихонько толкнула локтем Витвицкого, ободряюще подмигнула, мол, давай скажи, это шанс!
– Хм… Гм… Можно мне? – поднялся Витвицкий.
Он уже мысленно приготовился говорить, но сказать ему не дали.
– Можно кое-кого за кое-что, – зло зыркнул на капитана Брагин. – Вы что, товарищ офицер, уставного обращения не знаете?! Имя, фамилия?
– Капитан Виталий Витвицкий. Я хотел…
– Вы хотели перебить начальника, капитан, – с новой силой накинулся полковник. – И сделали это. Сядьте! И вы, Липягин, тоже. Дисциплина у вас в группе, товарищи, отвратительная. Потому и результат такой. А мне в министерстве прямо сказали: времени больше нет! Поэтому жду сегодня до пяти часов всех участников расследования с предложениями у себя в кабинете. Всё, товарищи, все свободны. Идите работайте.
– Susanna, Susanna mon amour, – надрывался магнитофон хриплым голосом Адриано Челентано.
На столе рядом с магнитофоном стояла початая бутылка коньяка, лежала нехитрая закуска. За столом сидел полуголый нетрезвый Черемушкин и попыхивал сигаретой.
Из ванной в одной простыне вышла Алла, пританцовывая на ходу. Увидев ее, Черемушкин бросил сигарету в пепельницу, поднялся из-за стола и тоже принялся танцевать энергично и нелепо, как это обычно делают пьяные люди.
Челентано продолжал петь из магнитофона:
– Между прочим, у меня завтра день рождения! – Теперь Алла пританцовывала вокруг Черемушкина.
– И сколько же тебе стукнет?
– Целых двадцать шесть!
– Да ты старушка уже! – пьяно рассмеялся Черемушкин.
– Я тебя приглашаю в гости. Будут мои знакомые, родня…
Черемушкин резко остановился и выключил магнитофон, заставив замолкнуть любимого миллионами советских женщин итальянца. Алла тоже перестала танцевать и смотрела на него непонимающе.
– Нет, Алюсик, в гости – это я нихт.
Во взгляде девушки удивление сменилось обидой.
– Почему, Костик? Я думала – вот познакомлю тебя…
Ее обида отчего-то показалась ему забавной, и он рассмеялся:
– Мне нельзя. Я же секретный физик. Но! – Он пьяным жестом воздел вверх указательный палец. – Но у меня есть для тебя подарок. Закрой глаза.
– Вот еще, – все еще обиженно фыркнула девушка.
– Закрой, закрой, не пожалеешь! – пообещал он.
Алла нехотя закрыла глаза, принимая правила игры. Черемушкин подошел к серванту, открыл дверцу и достал серьги, те самые, что еще недавно красовались в ушах убитой им Астафьевой. Прикрыв сервант, он подошел к Алле, держа серьги перед собой.
– А теперь открывай.
Девушка открыла глаза, Черемушкин подбросил украшения на открытой ладони.
– Ап!
– Это мне? – Увидев дорогие сережки, Алла расплылась в улыбке и сразу забыла об обиде. – Серьезно?! Ой…
– Тебе, тебе, – улыбнулся Черемушкин. – Давай, мать, примерь. Ты теперь большая уже, серьезно выглядеть должна.
Алла повернулась к зеркалу, придерживая локтями простыню, вдела серьги в уши. Радостно улыбнулась и снова начала пританцовывать, напевая:
– Сюзанна, Сюзанна, Сюзанна, Сюзанна мон амур!
Простыня соскользнула на пол, но Алла не придала этому никакого значения, продолжая танцевать перед зеркалом голая, в одних серьгах.
Зрелище было возбуждающим. Черемушкин подошел, обнял ее сзади, поцеловал в шею, притянул к себе.
– Нравятся?
– Очень! – призналась Алла и тут же спохватилась немного наигранно. – Но они же страшно дорогие…
– Ерунда! Забудь. Надо – еще достану.
Он принялся прикасаться руками к ее обнаженному телу, целовать горячо и требовательно.
– Но все же, Костик, откуда? – чуть отстранилась она.
– От верблюда, – расхохотался в ответ Черемушкин, подхватил Аллу на руки и бросил на кровать.
После совещания, на котором участники расследования познакомились с «варяжским гостем» Брагиным, многим потребовалось выговориться. В лестничной курилке было шумно – оперативники делились впечатлениями.
– Ни хрена себе новую метлу из Москвы прислали… – Попыхивая «Примой», качал головой седоусый опер, помнивший еще холодное лето пятьдесят третьего года.
– Это не метла – целые грабли, – согласился с ним молодой коллега.
– Или вилы! – Засмеялся старлей, дымивший модным «Ядраном».
На лестницу вышел Липягин. Он услышал обрывок разговора, уловил общее настроение и усмехнулся.
– Нам теперь Тимур Русланович как Леонид Ильич будет вспоминаться… При нем был застой – но и колбаса была!
Оперативники рассмеялись.
Стоящий в сторонке Горюнов тоже улыбнулся.
– Про застой это ты хватил, конечно… – отметил он и подмигнул Липягину. – Но, похоже, мы теперь, как зэки на киче после смены кума, – знаем, против кого будем дружить.