Чикагский вариант (сборник)

Я нахмурился. Просто чушь какая-то.

— А почему они так уверены в этом?

— Мне этого не сказали. Не думай, что я не спрашивал. Может быть девчонка бредила и в бреду назвала мое имя, когда ее привезли в «Мем». Не знаю.

Я покачал головой.

— Арт, полицейские как чумы боятся незаконных арестов. Если они, арестовав тебя, не сумеют доказать твою вину, то очень многие из них вылетят с работы. Подумай только, ведь ты уважаемый член нашего профессионального содружества, а не какой-то там подзаборный пьяница без роду и племени и без гроша в кармане. Ты можешь позволить себе обратиться за помощью к по-настоящему хорошему правозащитнику, и им известно и об этом тоже. Они не посмели бы предъявить обвинение, если бы у них не было каких-то очень веских улик против тебя.

Арт раздраженно махнул рукой.

— Может быть у них здесь одни бестолочи работают.

— Это несомненно, но все-таки не до такой же степени.

— Но я все равно не знаю, — сказал он, — не знаю, что у них может быть против меня.

— Ты должен знать.

— А я не знаю, — сказал Арт, опять начиная расхаживать по камере из угла в угол. — И даже не догадываюсь.

Еще какое-то время я смотрел на него, раздумывая над тем, когда будет лучше спросить его о том, не спросить о чем я просто не мог. Он поймал на себе мой взгляд.

— Нет, — сказал он.

— Что «нет»?

— Нет, я этого не делал. И перестань так смотреть на меня. — Он снова сел и забарабанил пальцами по койке. — Господи Иисусе, уж лучше бы мне напиться.

— И думать не смей, — сказал я.

— Ради бога,…

— Потому что ты выпиваешь только в компаниях, — сказал я. — И пьешь очень умеренно.

— Здесь что, вершится суд над моим характером и привычками, или…

— Здесь не вершится никакого суда, — сказал я, — он тебе не нужен.

Он фыркнул в ответ.

— Лучше расскажи мне о том визите Карен, — предложил я.

— Да тут и рассказывать особенно нечего. Она пришла и попросила сделать ей аборт, но я не стал этого делать, потому что она была уже на четвертом месяце беременности. Я объяснил ей, почему не могу этого сделать, что у нее слишком большой срок, и что без лапаротомии это сделать уже не возможно.

— И она согласилась с этим?

— Мне показалось, что да.

— А что ты записал ей в карту?

— Ничего. Я ничего не заводил не нее.

Я тяжело вздохнул.

— А вот это плохо. Что ж ты так?

— А потому что она не собиралась лечиться у меня, она не была моей пациенткой. Я знал, что больше я ее никогда не увижу, и поэтому не стал заводить никаких карт.

— А полиции ты это теперь как собираешься объяснять?

— Послушай, — возразил он мне, — если бы я еще тогда знал, что она собирается упрятать меня за решетку, я возможно очень-очень многое сделал бы по-другому.

Я закурил сигарету и облокотился о стену, ощущая затылком холод ее камней. Вырисовывалась довольно неприглядная ситуация. Все эти мелкие подробности, в ином контексте показавшиеся бы вполне безобидными, теперь могли приобрести огромный вес и значение.

— Кто направил ее к тебе?

— Карен? Думаю, что Питер.

— Питер Рэндалл?

— Да. Он был ее личным врачом.

— А ты что, не спросил об этом у нее?

Обычно Арт был очень осторожен в подобных вещах.

— Нет. Она пришла под конец дня, и к тому времени я уже очень устал. Кроме того, она сразу же перешла к делу; это была очень прямолинейная молодая леди, и по всему было сразу видно, что она не способна на безрассудство. Когда я выслушал ее рассказ, я решил для себя, что Питер, должно быть, направил ее ко мне, чтобы она сама объяснила свою ситуацию, потому что, очевидно, сделать аборт было еще не так поздно.

— А почему ты так решил?

Он пожал плечами.

— Просто решил.

Этот довод показался мне неубедительным. Я был уверен, что он рассказывает мне далеко не все.

— А что, другие члены семьи Рэндаллов когда-либо обращались к тебе?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что уже сказал.

— Не думаю, что данный вопрос здесь уместен, — сказал он.

— А вдруг.

— Уверяю тебя, что нет.

Я вздохнул и продолжал курить. Я знал, что если Арт заупрямится, то переубедить его будет трудно.

— Ну ладно, — наконец сказал я. — Тогда расскажи мне еще об этой девушке.

— А что тебя интересует?

— Ты видел ее прежде?

— Нет.

— Может быть где-нибудь в компании?

— Нет.

— Ты оказывал помощь кому-нибудь из ее друзей?

— Нет.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— Черт побери, — воскликнул он. — Я не могу этого знать, но тем не менее я очень сомневаюсь в том, чтобы такое было возможно. Ей было только восемнадцать.

— Ладно, — сказал я. Возможно здесь Арт прав. Я знал, что обычно он делает аборты только замужним женщинам, тем, кому уже к тридцати или перевалило за тридцать. Он часто говорил о том, что не хочет связываться с малолетками, хотя время от времени он брал и их. Работать с взрослыми, замужними женщинами было намного безопаснее, к тому же они держат язык за зубами и трезво смотрят на жизнь. Но мне было известно и то, что за последнее время у него прибавилось молоденьких пациенток, потому что, как он сам говорил, заниматься только замужними женщинами означало бы дискриминацию и ущемление прав незамужних. Он говорил об этом полушутя-полусерьезно.