Четырнадцать

А тут, в девятом классе, началось. Малка осенью резко выросла, похудела, дурацкие предчувствия стали возникать на каждом шагу, пока не слиплись в одно большое ожидание чего-то НАСТОЛЬКО плохого, что и сказать было нельзя. По крайней мере, перед разводом родителей она и половину подобной жути не ощущала (тем более, папа и раньше не очень с ними общался, все ездил куда-то выступать). И самое главное, Малка никак не могла уловить, откуда исходит угроза.

И не улавливала – до очередного заплыва баттерфляем на сто метров, в котором она, между прочим, могла и победить, а там было бы недалеко до всероссийских соревнований… Малка помнила, как подошла к бортику бассейна, привычно посмотрела на подруг, на колышущуюся зеленую поверхность, и что-то внутри нее сложилось, как пазл, в четкие буквы: «НЕ ЗАХОДИ В ВОДУ».

Сначала она, как привыкла, попыталась пересилить себя, но у нее просто начали трястись и руки, и ноги, а с места тронуться не удалось. Малка стояла и тупо рассматривала рубчатый, чтоб не скользил, бортик, с какими-то черными точками на грязно-белом фоне. Звуки все заглохли, только в одном ухе жутко зудело. Девчонки уже нырнули и баламутили бассейн, зрители соревнований – тренера и родители – удивленно пялились на тощую, долговязую, трясущуюся девчонку. Тренерша с нежным прозвищем Леночка, широкоплечая, с белым «ежиком» волос и будто вытесанным из камня лицом, глядела на ученицу страшным взглядом и делала обеими руками движение, будто она выжимает тряпку (под которой, скорее всего, имелась в виду Малка). Но жуткий запрет победил. Малка просто развернулась и на деревянных ногах пошла из бассейна в раздевалку.

Ну, потом ее всю, конечно, исследовали. Врачи говорили про пубертат, гормональную перестройку, легкий неврозик и перенапряжение. Она сдавала анализы, которые оказались нормальными, пила таблетки, которые не помогали, а еще занималась с психологом. Та после встречи тоже повторила про неврозик и пубертат, сказала, что у Малки точно нет панических атак и депрессии, которых почему-то очень боялась мама, и предложила работать с фобией, то есть приучать себя снова спокойно заходить в воду. Фантастически серьезная психологиня часами показывала покорной Малке фотки речек, бассейнов и морей, а Малка смотрела на них и понимала: фотки – это чепуха, но в настоящую воду она не войдет. Что-то в ней разладилось, как будто она разделилась на несколько частей, и одна из них насмерть заупрямилась. На нее не действовали ни уговоры, ни преодоление, ни ожидающие глаза мамы, ни громогласные вопли Леночки. Все вокруг даже не допускали мысли, что это может не пройти, а сама Малка заморозилась в ужасе: она не могла плавать, но и не плавать было нельзя. И никакой оправдательной болезни тоже не было! Малка просто как будто разучилась нормально жить.

Леночка, конечно, не собиралась ждать, пока подопечная «вылечится», или «искать подход». Она сама отличалась отменным здоровьем и вообще никогда не болела. Даже Милане как-то не поверила, что у той голова болит – думала, притворяется…

И все-таки мама пошла к Леночке вместе с дочерью. Малка стояла молча за ее спиной, опустив голову и плечи, чтобы казаться не выше родительницы, а мама упрашивала:

– Елена Борисовна, ну вы оставьте нас в команде, хорошо? Ну переходный возраст у ребенка, это же временно…

– Вот про это не надо! У меня тут у всех переходный возраст! – рявкнула Леночка. – Но работают! И я в свое время работала!

– Но если ребенок заболел…

– Чем заболел? Где диагноз? Диагноза я что-то вашего не вижу уже два месяца, одни разговоры!

– Но бывают случаи, когда точного диагноза не поставишь, поэтому…

– Да что вы от меня хотите? Ходите просите сами не знаете чего! Заболела – пусть лечится. Вылечится – пусть тогда и приходит, – Леночка пожала широкими прямыми плечами, скользнула по Малке глазами, как по пустому месту, и отвернулась от мамы, чтобы привычно гаркнуть на кого-то из девчонок в бассейне.

А девчонки сначала сочувствовали. Звонили каждый день, в сети открытки и сердечки всякие слали, обещали сделать целый праздник «когда выздоровеешь». Потом как-то незаметно исчезли. Хотя Алка и Милана вроде бы остались, писали и звонили, но… У них дальше шли соревнования, они уехали в Сочи, а Малка валялась дома в сонном таблеточном отупении. Теперь и Милане за ней повторять было как-то странно, и Аллу она не смогла бы успокоить. Старинный Волшебник тоже ничем не помогал, только растерянно улыбался…

Малка даже не заметила, что приближается ОГЭ. Этот грозный экзамен, которым их пугали чуть ли не с первого класса, стал для нее неважным. Смотрела она на суету учителей и нервы одноклассников откуда-то издалека, будто бы из космоса. Какие тут экзамены, уроки, оценки, когда вся жизнь разваливается? В школу она иногда ходила, иногда нет, уроки не делала – просто не могла себя заставить, и в триместре у нее вышло пять двоек. И когда классная сказала, что Малку с такими оценками и прогулами к ОГЭ не допустят, Малка ушла из дома просто куда глаза глядят: очень уж невыносимо было представлять мамину реакцию.