Четырехугольник

В исполкоме и познакомился Владимир Левин с Леночкой. Он несколько месяцев ходил по инстанциям и как раз вернулся из Моссовета в район, к самой начальной точке, отстоял очередь и входил в кабинет, в последнюю, можно сказать, дверь. Левин был исключительно зол, и нервы на полном пределе, еще чуть-чуть, и он бы взорвался, и вот тут она, Фифочка. В сапожках на высоком каблуке, в шикарном ненашенском пальто, и шарф тоже будто из французского фильма. Попросила ее пропустить, то есть провести мимо всей этой кипящей, бурлящей, на последнем взводе, матерящейся публики. В первый момент Левин хотел ее послать: тоже мне Фифочка – не догадывался, что в скором времени точно так, Фифочкой, станет называть ее Роза Михайловна, мать, – хотел послать, но что-то ему помешало. Уж больно была она хороша. Возраст он не определил. Они с мамашей всегда выглядели очень молодо, намного моложе своих лет. Словом, Левин передумал и протолкнул ее мимо себя, так что из заветной двери они вышли вместе.

В отличие от Левина Леночка никакой кооператив не учредила – она и пришла неизвестно зачем, и была вовсе не из деловых женщин, а чистая Фифочка, которая очень любила мужчин, а еще больше любила одеваться, – зато сразу прибилась к нему. Впрочем, тут еще большой вопрос, кто к кому прибился: она к Левину или Левин к ней. Он довольно быстро понял, что – Фифочка, но от этого еще больше стал от нее без ума. Как бы там ни было, начиналось все очень романтически: цветы, Большой театр, знаменитый ресторатор-кооператор Федоров на Кропоткинской. К Федорову стояла немыслимая очередь, записываться нужно было заранее: отбоя не было от иностранцев, сливок общества и авторитетных людей. Как же, первый кооперативный ресторан в Союзе, о Федорове гремели газеты и телевидение, а тут еще громкий скандал: знаменитый кооператор попался на том, что покупал мясо не на рынке, как обещал, а из-под прилавка в магазине за взятку. По такому случаю собирались завести уголовное дело и прикрыть флагмана советских кооперативов, но в конечном итоге Федорову все сошло с рук.

С Андреем Федоровым обо всем договорилась Леночка. С ее слов, она знала Андрея давно – еще с тех пор, как он работал в знаменитом ресторане «Русь» в Салтыковке: там тоже собиралась братва, играл чудный ансамбль, изредка постреливали, а на будущего кооператора завели уголовное дело, так что креативный замдиректора лишь чудом не получил срок. Так вот, Леночка бывала там вместе с Погоржельским, тот писал портрет героя общепита. В то время Андрей Федоров не был еще всесоюзно известным, однако все от него чего-то ожидали, и он был уже чертовски богат, и – «Андрей так жадно на меня смотрел. У него были такие глаза», – сообщила Леночка. Она, очевидно, не преувеличивала: Леночка действительно познакомила Левина со знаменитым кооператором. Андрей Федоров оказался невысоким мужчиной с томным взглядом ловеласа и многоженца и кошачьей походкой двуногого хищника.

Но что Федоров, прославленный ресторатор, – то была лишь прелюдия, а главное блюдо – сама Леночка. С букетом цветов, раньше времени по такому случаю сорвавшись с работы, Владимир Левин прибыл на Смоленскую набережную в квартиру, где еще недавно Леночка проживала с Погоржельским и откуда ревнивый художник недавно сбежал. Правда, скоро обнаружилось, что не только с Погоржельским. Фифочка, похоже, коллекционировала знаменитостей. Среди ее – клиентов? любовников? мужчин? – обнаружились вскоре народный артист Романов, писатель Блудников и профессор Гильдебрандт, известнейший в узких кругах, да что там, чуть ли не единственный на тот момент в стране психоаналитик. Сама Леночка и сообщила об этом Левину, пока он принимал душ. И даже вещественные доказательства предъявила: портрет артиста, написанный Погоржельским, книгу за подписью Блудникова и… плетку. Плетка была от профессора Гильдебрандта, который, со слов Леночки, возжаждал устроить любовную оргию.

– Кто кого бил? – не понял Левин. – Я, знаешь, без всех этих прибамбасов. Без изысков.

– Оно и видно, – слегка обиделась Леночка. – Это было очень даже прикольно.

– Я, знаешь, работал с дочкой этого самого Гильдебрандта. Она была у нас простой лаборанткой. Рассказывала, что у него шикарная коллекция всяких предметов для пыток: плетки, хлысты, щипцы, чуть ли не устройства для испанского сапога и гильотины. Я удивлялся, думал, вот странный интерес. А оказывается, вот оно что. Сексуальный садист.

– Я ее видела, смазливая девочка, – сообщила Леночка. – Отец жаловался, что не хочет учиться. Одни мужчины на уме.

Фифочка, при всех своих головокружительных достоинствах – красивая, модная, сексуальная, в некотором роде пикантная, – с тех пор как не стала актрисой, тоже не хотела учиться. Кое-как закончила медучилище и тоже работала одно время лаборанткой – у этого самого профессора Гильдебрандта.