Было у нее на чердаке гнездо, к которому полисты летали через маленькое отверстие в крыше. Отверстие находилось как раз над гнездом, а в двух шагах от него было слуховое окно, из которого Лена часто наблюдала, как осы ныряют в освоенный ими ход, кратчайшим путем добираясь до сота.
Полисты возвращались с большим шариком мясной пищи. Ком был подчас настолько велик, что протиснуться с ним сквозь отверстие в крыше не удавалось. Сталкиваясь с неожиданным препятствием, разные осы вели себя по-разному. Одни упрямо толкали ношу, изо всех сил рвались внутрь, пока добыча не втискивалась. Другие сразу отступали, освобождая отверстие, дожидались, пока появится какая-нибудь выходящая на промысел оса, и они вдвоем разделывали и разделяли ношу на двоих, после этого обе без труда добирались до гнезда. Третьи, отступив, начинали усердно проминать свой шарик, будто придавая ему новую форму; конечно, это походило на случайность, но иногда новая обработка придавала шарику продолговатость, и полист возобновлял попытку внести переформированную ношу.
«Некоторые действия полистов, — писала Лена, — выглядят как проблески разума. Давно когда-то видела я кинофильм «Академик Павлов», может, не совсем точно запомнила, но там есть одно место, где ученый вместе с С. М. Кировым смотрят в питомнике обезьян, их игры, поведение, и вдруг Сергей Миронович, улыбнувшись, говорит Ивану Петровичу, не то спрашивая, не то утверждая:
— А ведь похоже?!»
Особенно удивило Лену одно наблюдение. Она много раз убеждалась, что полисты не любят посторонних, из других гнезд, ос, враждебно относятся к ним. Вместе с тем они проявляли к соседям и другое отношение. «Хозяйки близко расположенных гнезд, — сообщала Лена, — через какое-то время знакомятся и — поверите? — ходят друг к другу в гости! Это я видела своими глазами не раз, тут не может быть никакой ошибки». В одном случае она наблюдала два обычных гнезда, росших рядом, они росли до поры до времени каждое само по себе, потом стали как бы тянуться друг к другу. Наконец края их соприкоснулись, сомкнулись — получилось одно гнездо!
Лена взяла под сомнение правильность встречающихся в книгах сообщений, будто в семье полистов всегда один-два десятка ос. Ей — и нередко — попадались семьи из 100–200 полистов. Однажды она еще весной отметила гнездо, основанное четырьмя осами. Когда к концу лета из ячеек вышли все молодые, они просто не умещались на соте, хотя он и стал больше столовой тарелки.
Многие осы сидели на кровле. Подсчитать их точно не удалось: их было по меньшей мере сотен пять.
Позже, уже студенткой биологического факультета Херсонского педагогического института, Лена провела во время каникул тщательные наблюдения и составила дневник с подробным описанием всех действий молодых полистов после выхода из ячей.
«Почему во всех книгах пишут, что осы никогда не сносит в гнездо нектар? — удивлялась она. — Полисты определенно складывают в некоторые ячеи напрыск, совсем как ульевые пчелы, только не запечатывают». А напрыск из ячей полистов Лена брала пипеткой, пробовали: сладкий…
Леня убедилась что примерно на протяжении семи дней, пока молодые самцы не покинули родной дом и живут среди сестер, они не бездельничают: участвуют в уборке сота, обгрызают края пустых ячей если находят замерзших личинок, извлекают их, в жару обвевают поверхность сота крыльями даже могут передавать корм личинкам и слизывать отрыжку.
«Не пойму, почему об этих осах пишут совсем другое, — сокрушалась Гречка, — после всего вычитанного сама себе иной раз не веришь. Но как сомневаться, раз вижу собственными глазами? Не может же быть, чтоб херсонские полисты были какие-то особенные?
Одно из гнезд находилось под открытым небом, и сот не свисал сверху вниз как обычно бывает, но укреплен был почти параллельно стенке, от которой ножка отходила коротким перпендикуляром.