Четыре жизни. Хроника трудов и дней Павла Антокольского

А еще через несколько дней я узнаю, что вечером 31 декабря, после того, как мы расходимся по домам, чтобы встретить наступающий год, Антокольский садится за письменный стол.

Как и четверть века назад, когда погиб его единственный сын, поэт ищет поддержки и спасения у той, кому он самоотверженно служил более полувека, во имя кого жил, о ком не переставал думать даже во сне, — у Поэзии.

Только Поэзия может сделать то, на что не способны самые близкие и преданные люди: воскресить ушедшего человека. И поэт обращается к Поэзии.

Все кончено. И нет конца — концу
И нет начала нашему началу...

Останутся ли эти строки в поэме, которую он напишет, не может не написать?

Неизвестно.

Может быть, на смену им придут другие, глубже выражающие все то, чем полнится его душа.

Может быть.

Но если сейчас рождаются эти строки, пусть будут и они, пусть одна за другой ложатся на бумагу, пусть длится новогодняя ночь, первая новогодняя ночь без той, чей образ обязаны воссоздать слова, теснящиеся в душе.

Возлюбленная! Жизнь моя! Жена!
Ты с юных дней была такого склада,
Так слажена, так стройно сложена,
Так лишена сама с собой разлада,
Что в эту ночь у нас обоих есть
Один просвет, глазам открытый настежь:
ВСЕ ВИДЕТЬ. ВСЕ СКАЗАТЬ. ВСЕ ПЕРЕНЕСТЬ[5].
А ты во мгле ничем себя не застишь.
Наоборот! В порыве доброты,
Раздвинув черный купол мирозданья,
Одной улыбкой превращаешь ты
В рабочую страду — само страданье.

За окном начинает светлеть. Возникает то странное реяние, которое он описал в одном из рассказов о Пушкине. Комната, как в молодости, полна табачного дыма. Поэт устало откидывается на спинку стула, встает, прохаживается взад-вперед, подходит к окну.

Через несколько часов начнется поздний зимний рассвет, наступит первый день нового года.

Сейчас поэт не в силах перечитать то, что набросал. Это будет сделано завтра, точнее — сегодня, на свежую голову: бог знает, что он написал в этом табачном дыму.

Но две только что родившиеся строки войдут в будущую поэму — это он знает наверняка: «Одной улыбкой превращаешь ты в рабочую страду — само страданье».

Здесь выразилось нечто необыкновенно важное не только для него одного — для любого художника.

«Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю»... «И чтоб с горем, в пиру, быть с веселым лицом»... «Сердцу закон непреложный — Радость — Страданье одно»...

Пушкин, Кольцов, Блок...

В комнате уже светло. Он ложится на тахту, долго не может уснуть и лежит с открытыми глазами. Встает и снова садится за письменный стол.

«В рабочую страду — само страданье».

Так он встречает первый день нового года.

1965 — 1969

П. Антокольский. Москва, 1915 г.

А. Борисова, П. Антокольский, Е. Алеева. Мансуровская студия. Этюд: игра в карты. Москва, 1915 г.

П. Антокольский. Москва, 1925 г.

Писательская бригада: Я. Окунев, А. Файко, П. Антокольский. Сясьстрой, 1931 г.

Автограф Э. Багрицкого на подаренной П. Антокольскому книге «Последняя ночь». 1932 г.

В. Гольцев, Т. Табидзе, 3. Бажанова, Т Антокольский. Селение Казбек, 1935 г.

Занятие коллектива молодых поэтов при Гослитиздате. Руководитель коллектива — П. Антокольский. Среди присутствующих — Я. Кейхауз, Л. Ошанин, А. Ойслендер, К. Симонов, Б. Лебедев, С. Васильев, М. Матусовский, П. Железнов, С. Островой, Е. Долматовский, М. Алигер. Москва, 1936 г.

П. Антокольский. Людиново, 1943 г.

Вова Антокольский. Москва, 1936 г.

Владимир Антокольский. Действующая армия, 1942 г.

Рукопись П. Антокольского. Заключительная глава поэмы «Сын» с авторской правкой.

З. Бажанова, А. Фадеев, П. Антокольский, С. Голованивский. Москва, улица Щукина, 1944 г.