Четыре цвета памяти

Сквозь толпу на улице прорвался в сад еще один гость: толстяк председатель садового кооператива уже успевший позвонить в Москву. Войдя, он тотчас же замкнул на замок калитку и подошел к дом почему-то на цыпочках.

– Едут, - сказал он, отдышавшись. - Уже полчаса, как выехали. Скоро будут.

– Кто? - спросил Славка.

– Из комиссии по метеоритам, - толстяк воззрился на белое пламя.

– Клад, - сказал Славка, деловито нахмурившись и подмигивая Микульскому. - Из чистого золота шарик.

– Да ну? - удивился толстяк. - Самородок?

– Кто знает? - принял эстафету Микульский. - А вдруг из урана? Тогда все мы и они, - он кивнул на толпу за оградой, - находимся в непосредственной опасности. При расщеплении ядер урана выделяется большое количество радиоактивного вещества. Пока еще неизвестен характер излучения.

Толстяк, даже не дослушав, уже пятился к калитке и тотчас же исчез за оградой.

– Граждане, - голос его дрожал, - скопляться не советую. Может быть радиация. Никто не знает.

Толпу у забора словно ветром сдунуло, а Славка даже отступил к веранде. От неожиданности Родионов и Котов переглянулись.

– Вы пошутили, конечно, Феликс Юрьевич? - осторожно спросил последний.

– Да как вам сказать, - сдержанно ответил Микульский. - Хотел пошутить. Но, честно говоря, не уверен. Может быть, это чисто оптическая иллюзия, а возможно, эта световая пульсация сопровождает какое-то проникающее излучение. Счетчиков ведь у нас нет - не проверишь.

Ждать не пришлось. У калитки затормозила голубая "Волга", и в сад ворвался кряжистый, густоусый старик. Он потоптался у калитки и, обернувшись к машине, не закричал - взмолился:

– Скорее, Коля! Ничего подобного мы с вами еще не видели. Рентгенометр быстро!

Из машины, согнувшись, вылез долговязый Коля с черным пластмассовым ящиком на груди. Оба, не здороваясь и не глядя на стоявших у дома, бросились к яме. Несколько секунд они стояли молча, не подходя слишком близко к огню или свету, потом Коля начал производить измерения.

– Ну как? - спросил усач.

– Порядок, - сказал Коля.

– А точнее?

– Радиации нет. Стрелка на нуле.

– Бета- и гамма-излучение проверил?

– Что я, маленький? - обиделся Коля.

– Ну, хорошо-хорошо, - заторопился усач. - Сделаешь спектрограмму, а сюда кинокамеру... Температуру проверил? Сколько?

– Тридцать два!

– ТЭЦ, а не камешек, - сострил Славка.

Тут усач словно впервые разглядел собеседников.

– Простите, - сказал он, - забыл представиться. Профессор Лазарев из комиссии по метеоритам. А это лаборант, - он кивнул в сторону Коли. - С кем имею честь?

Стоявшие у дома назвали себя. Услышав фамилию Микульского, Лазарев поморгал, глазами, что-то вспоминая.

– Микульский... Микульский, - повторил он. - Физикохимические основы подсознательной памяти?

Микульский засмеялся.

– Угадали.

– Очень уж много неясного, - сказал профессор. - Странный метеорит. Да и метеорит ли это? Кто-нибудь наблюдал за его падением?

– Я наблюдал, - ответил Котов и стал рассказывать.

Лазарев слушал, не перебивая, иногда помечал что-то в маленькой записной книжке.

– Это и странно, - он поднял голову от записей. - Метеорит может достигнуть поверхности земли только при малых скоростях падения, порядка пятнадцати-двадцати километров в секунду. Но в этом случае он должен быть лишь чуть теплым, а этот... - он замолчал, машинально перелистывая записную книжку.

– Как вы его заметили? - спросил Микульский.

– При входе в атмосферу.

– Данные радиолокации?

– Обычное радиоэхо. Ионизированный след с высоты ста с лишним километров.

– А спектр?

– Довольно необычный.

– Линии ионизированного кальция?

– Их нет.

– А какие звуковые эффекты наблюдались при падении?

– Свист, и только. Оглушительный свист. И тишина. Ни грома, ни взрыва. Только свет.

– Н-да... - задумчиво протянул профессор. - Нужен еще один глаз.

– Чей? - спросил подошедший Коля.

– Придется ехать за академиком.

ЖЕЛТЫЙ

После того как профессор уехал, компания разделилась. Славка с Микульским пошли смотреть метеорит, а Котов и Родионов поднялись на веранду. Последний тотчас же обратил внимание на партию, оставленную Котовым все в той же позиции на доске.

– Сам с собой играешь? - засмеялся Родионов. - Ну и нагородил.

– Не моя партия, - сказал Котов.

– Вижу. Сапожник белыми играл.

– Умер этот сапожник. А он, между прочим, кандидат в мастера.

Родионов посмотрел на доску, потом на Котова.

– А играл с кем? С Ботвинником?

– С мальчишкой играл, с племянником. И не играл, а учил. Ферзя вперед давал. А партия эта не просто партия, а вещественное доказательство.

– Чему?

– Тому, что племянник находился в одной комнате с дядей, когда у того начался сердечный приступ, не помог ему, не вызвал врача, а ушел с пачкой дядиных кредиток из письменного стола.

– Так что же здесь думать? - удивился Родионов.

– А ты видишь партию? Старший Логунов играл белыми - это доказано. А мог так играть кандидат в мастера?

– Не мог. Впрочем... если конем e на g4?

– Ну, шах. А дальше?

– Еще шах.

– Прикидывал. Ерунда получается. Никчемная серия шахов, король черных на g1 и - привет, как говорится.