Четыре царства

Комментаторы объясняют, что, как бы странно это ни выглядело на первый взгляд, слова "мы — евреи" могут служить девизом христианского мира. В самом деле, согласно концепции христианства, евреи — народ особый, правда, с одной поправкой: избранность их — в прошлом. Кто занял их место в настоящее время? Конечно же, они сами, со своим "новым" учением. Идея "обновления" оказалась привлекательной для многих. Христианство признаёт еврейскую концепцию единого Б-га, но их бог "более близок" человеку. Тот факт, что он был рождён женщиной, доводит идею до логического конца, абсурдного с точки зрения иудаизма. У них, как и у евреев, есть дома, предназначенные для молитвы, но служба там иная. Есть и система религиозного образования, в которой место Талмуда заняли новые дисциплины. Есть свои духовные лидеры, но то, что мы видим на их лицах, существенно отличается от духовности, проступающей на лицах еврейских мудрецов. Какой бы аспект религии мы ни рассмотрели, любой из них продемонстрирует, что христианство отошло от иудаизма, причём изменения коснулись не внешнего, но затронули самую суть.

* * *

Главное, что отличает иудаизм от других существующих мировых религий — это система мицвот (заповедей), охватывающая все стороны жизни человека, плюс — учение Торы, соединяющее Небо и Землю, духовное и материальное. Царь Шломо сказал: "Мицва — свеча, и Тора — свет" (Мишлей 6:23). Как свет свечи не может существовать без самой свечи, так учение Торы нуждается в человеке, принявшем на себя исполнение мицв. Свеча — материальная основа, позволяющая пламени существовать. Туф человека, "пропитанный" мицвами, — сосуд, предназначенный для принятия высокого учения.

Посмотрим, как буквы слова соответствуют этой концепции. Слово можно разбить на две части: слово (маца) и букву .

Вот как Р. Моше-Хаим Луцатто объясняет назначение мацы в семь дней праздника Песах: "Предназначенный для питания человека хлеб по сути соответствует месту, отведённому человеку (в этом мире). Заквашивание — процесс естественный, сообщающий хлебу лёгкость усвоения и приятный вкус. И это диктуется законом, подходящим (природе) человека: необходимо, чтобы в нём (человеке) было стремление ко злу (ецер ара) и тяга к материальности. Однако в специально отведённое время (года) от евреев требуется, чтобы они воздержались от употребления (квасного) хлеба и питались мацой, чтобы уменьшить в себе силу стремления ко злу и тягу к материальности и приблизиться к духовному…" (Путь Творца 4:8).

В приведённом отрывке проводится параллель между тем, что происходит в сфере физической — человек ест хлеб, и в сфере духовной — он выбирает между добром и злом. Сопоставление неожиданное, но верное. Посмотрим на нашу жизнь. Сплошь и рядом происходящее ставит человека в ситуацию выбора, чаще всего — незначительного, иногда — глобального. Выбор между добром и злом играет в жизни особую роль. Особенность этой роли определяется истинным назначением человека в этом мире. В самом деле, если вдуматься, нет ни одного аспекта нашей активности, который был бы свободен от тяги к светлому или тёмному. Совершение плохого поступка не проходит бесследно: зло укореняется в человеке. В этом смысле его можно сравнить с едой, усваиваемой телом и влияющей на нефеш. Причём сравнение с хлебом — наиболее точное, ибо ему, хлебу, отведена особая роль среди остальных продуктов питания. Не случайно все связанные с едой благословения установлены раввинами, и лишь одно — благословение после трапезы с хлебом — предписано законом Торы.

Сравнение можно усилить. Тяга к хорошему или плохому затрагивает не одну или несколько, но все без исключения стороны человеческой натуры. Подобно этому, благословение, произносимое после трапезы с хлебом, — благословение общее, снимающее необходимость произносить благословения после остальных видов пищи. Мы видим, что роль хлеба схожа с ролью главного выбора, выбора между добром и злом.

Сила, влекущая человека к греху, устраняет возникающие на пути преграды, придавая привлекательность запретному действию или мысли, что, несомненно, облегчает совершение проступка. При этом погружение в материальность вполне естественно для приземлённой человеческой природы. В противоположность этому, чистое намерение выполнить волю Творца не продиктовано удовольствием материального мира. Напротив, во многих случаях приземлённая природа сопротивляется выполнению приказа, пришедшего из верхнего мира, то есть из мира, который удалён от наших чувств и страстей. Таким образом, аналогия между стремлением к добру и злу и едой мацы или хлеба, проведённая Р. Моше-Хаимом Луцатто, очень точна. Чисто физическое действие отражает духовную сторону жизни. Хлеб, легко усваиваемый и приятный на вкус, ассоциируется с силой зла. Маца, более тяжёлая для переваривания и не приносящая особого удовольствия телу, является символом стремления подчинить себя нематериальной воле Творца.