Четвертый Рейх

«Ты спустился сверху. Ты, как чуждые, но другой. Ты дал мне определение. Ты — сын неба. Ты ошибся, считая иначе. Решающий ошибся, считая иначе. Я знаю».

В пророчества Александр не верил вовсе. В легенды, мифы и сказки — лишь как в некую квинтэссенцию народной мудрости. В религиозные притчи — только как в диктат морали и рычаги внушения.

Становиться центральным персонажем местного мифа, мессией… Бред! Нелепость!

— И что мне теперь, сильно радоваться по этому поводу?

«Нет понимания. Ты пришел, чтобы увести чуждых. Это знание вперед».

— Стоп! — оборвал Погребняк.

Шутка затягивалась и переставала забавлять. Осьминог затих. На человека смотрел внимательно. Ждал.

— Иначе говоря, у вас есть легенда, что должен явиться кто-то сверху и забрать этих ваших фашистов.

«Нет понимания», — уточнил Осьминог.

— Забрать ваших чуждых, — поправился Александр. — И ты решил, что этот кто-то — я. А твой начальник… то есть этот, который решает, считает, что ты ошибаешься. Знаешь, мне не понравился твой решающий, но я с ним, наверно, соглашусь. На роль сына неба я не гожусь.

«Решающий ошибся. Ты ошибся. Я знаю».

— Откуда тебе это знать?

«Мой путь духа знать это и делиться знанием. Твой путь духа — стать сыном неба».

Осьминог смотрел открыто, и грустные глаза его лучились изнутри.

Блаженный. Если это определение вообще подходит к негуманоидному разуму и сухопутным головоногим.

— Какой путь духа? — попытался вразумить Осьминога Погребняк. — У меня его никогда не было и быть не может. Я с другой планеты. Я родился за двадцать световых лет отсюда. Ты же ничего о нас не знаешь.

«Я не знаю о твоей земле. Но я знаю о пути духа и о тебе».

— Хрена с два! — разозлился Александр. — У меня нет никакого пути духа.

«У всех есть. — Осьминог был спокоен, уверен и настойчив. — Твой путь стать сыном неба и увести чуждых».

— Господи, да чем они вам помешали?

«Они уничтожают тело».

Александр снова услышал это именно так. Не «убивают», а «уничтожают тело». Как будто была разница между этими словами.

То есть, по ощущениям от образа разница была, но понять ее Погребняк не мог.

— Это плохо, — сказал он тупо, просто для того, чтобы что-то ответить, заполнить паузу.

Осьминог поглядел озадаченно.

«Нет понимания».

— Ну, они вас убивают, это нехорошо.

«Нет понимания».

На этот раз уже Александр посмотрел на собеседника с непониманием.

— Хорошо, плохо. Черное, белое. Добро, зло.

«Нет понимания».

— Ну, они в вас стреляют. Уничтожают тело. Так?

Осьминог согласился.

— И?..

«Тело умирает. Дух умирает. Путь обрывается».

— Так это плохо?

«Нет понимания. Это обрыв пути. Рвать путь духа неправильно. Нельзя».

— А путь духа без тела заканчивается? — заинтересовался Александр.

В местных верованиях было что-то нестандартное, что-то такое, что могло подтолкнуть к пониманию образа мысли этих головоногих. Он чувствовал, что вот-вот зацепится, поймает ту ниточку, потянув за которую можно распутать всю паутину.

«Тело удобно, чтобы ограничить дух. Когда дух ограничивают, он растет. Когда дух не растет, все умирает. Тело умирает. Дух умирает. Нельзя жить и не расти. Жить и не расти — это смерть».

— Но ведь не вечные же вы?

Отрицание пришло без слов, как и согласие до того.

— Значит, все равно умираете. И как же тогда?

«Когда дух перерастает тело, он уходит. Тело без духа умирает. Дух идет дальше. Другой этап».

— Куда уходит? В рай? В ад? В космос, чтобы примкнуть к вселенскому разуму?

«Нет понимания. Дух уходит».

— Куда?

«Никто не знает. Это другой этап. Перейдя на новый этап, дух не возвращается».

— Это свинство с его стороны, — усмехнулся Александр. — Мог бы вернуться и облегчить жизнь окружающим, объяснить.

«Нельзя. Каждый проходит свой путь. Каждый сам переходит на другой этап. Твое тело от рождения растет. Оно ведь не может вырасти за другого. Твой дух тоже не может».

— Мой дух, — раздумчиво протянул Александр. — А чем мой дух отличается от духа чуждых?

«Их дух не растет. Тело не умерло, но путь остановился. Твой дух еще может вырасти. Ты замер от непонимания, но еще можешь продолжить путь. Чуждые остановились. Умышленно. У них нет пути, он им не нужен. Это неправильно. Но так сказал их принимающий решения, и они согласились».

— А у них тоже есть принимающий решения? Как они вообще здесь оказались?

«Как и ты. Только давно. Их принесла чуждая утроба».

Образ возник именно такой, хотя Александр понял, что речь о корабле. В их случае о «Дальнем», в случае немцев…

— Этого не может быть, — пробормотал он, хотя зарекался отбросить подобную мысль как факт.

«Только они не могли улететь обратно, а ты можешь. Потому что ты — сын неба», — добил Осьминог.

1928 год, Восточная Фризия, остров Шпикерог. Интернат имени Германа Литца

Ракета.

Огромная, подпирающая небо своим серебряным телом…

Вернер фон Браун бредил ею. Она снилась ему, кажется, всю недолгую жизнь.

Кажется.