— И в то же время, возможно, будет служить постоянным напоминанием о судьбе бедного старого Дикки.
В первый раз за последние полчаса Б.Д. Хаскинс позволила себе улыбнуться.
— Да, пожалуй, что так, но я никогда об этом не думала.
— Конечно, нет, — заверил ее Джек Эдер.
Глава четырнадцатая
Незадолго до полуночи этой же последней пятницы июня Келли Винс и Сид Форк предстали перед фасадом залитого светом трехэтажного броского здания в викторианском стиле, которое могло гордиться тремя ребристыми куполами, восемью колоннами (насколько успел быстро подсчитать Винс) и верандой, которая опоясывала две стороны дома и часть третьей.
— Освещение оставалось включенным, пока он не возвращался домой, — объяснил причину иллюминации Сид Форк. — Свет служит чем-то вроде страховки от взлома. Кроме того, это здание числится среди достопримечательностей города.
— У вас есть тут достопримечательности?
— Ага, но осмотр их занимает всего десять минут.
В лучах света было видно, что фасад недавно покрасили в темно-кремовый цвет, который, по мнению Винса, резко контрастировал с темно-зеленым цветом филенок двери. Новая черепичная кладка крыши могла противостоять любым капризам погоды. Сам дом основательно, не меньше, чем футов на двести, отстоял от дорожного полотна и был окружен посадками ухоженных старых сосен. В глубине за ними Винс увидел еще одно освещенное строение, которое, по всей видимости, когда-то было конюшней, переоборудованное под гараж.
Пока они двигались по извилистой, выложенной кирпичом, дорожке до веранды, Сид Форк объяснил, что Норм Трис унаследовал этот дом от своего отца, а тот, в свою очередь, от своего, который и возвел его в 1903 году.
Форк нажал кнопку звонка. Женщина, открывшая им дверь, оказалась моложе, чем Винс предполагал. Увидев, что ее поздними посетителями оказались шеф полиции и какой-то незнакомец, она предположила самое худшее и, не желая принимать его, замотала головой, словно говоря «Что бы ни было, я ничего не хочу слышать», пока наконец Сид Форк не решился:
— Мне очень жаль, Вирджиния, но я принес плохие новости. В Норма стреляли, и он… ну, словом, он мертв.
При слове «мертв» Вирджиния Трис перестала мотать головой и быстро замигала, словно стараясь удержать готовые брызнуть слезы. У нее были большие темно-карие глаза, которые теперь наполнились влагой, далеко отстоящие друг от друга на узком смуглом лице, увенчанном шапкой густых коротких волос соломенного цвета. У нее был маленький, с легким нахальством вздернутый нос и твердый, скорее всего, упрямый подбородок. Между носом и подбородком располагался рот безупречного рисунка, полная нижняя губа которого была закушена. Вирджиния Трис, освободив губы из прикуса, приоткрыла рот, с трудом вдохнула, перестала моргать и, задержав в груди воздух, издала печальный выдох. Обмякнув, она пригласила в дом.
Они проследовали за ней через большой холл, из которого шла наверх лестница резного дуба, миновав пару скользящих дверей из того же дерева. Большая часть блестящего паркета дубового набора была покрыта ковром красной и пурпурной расцветки — пурпур был таким темным, что казался почти черным. Красные узоры ковра были расцвечены розовыми вкраплениями — они представляли собой сплетения вьющихся роз, узоры которых повторяли обои на стенах.
Там же висели картины, в которых Винс предположил морские пейзажи Калифорнии, работы маслом, принадлежавшие руке любителя, которому техника была присуща больше, чем одаренность. В двух углах комнаты стояли массивные столы с круглыми мраморными столешницами, ножки которых завершались когтистыми лапами. На обоих столах высились лампы из толстого фарфора, с оранжевыми шелковыми абажурами, которые уже успели основательно выцвести.
Вирджиния Трис оказалась высокой, почти пяти футов и десяти дюймов, женщиной, в плотных синих джинсах, отчего ее ноги казались еще длиннее, чем были на самом деле. На ней была также белая мужская рубашка на пуговичках навыпуск и с закатанными до локтей рукавами. На босых ногах стоптанные шлепанцы.
Она медленно опустилась в кресло с истертым плюшем без подлокотников. Поджав колени и обхватив их руками, она внимательно выслушала, как Сид Форк представил Келли Винса, «моего старого друга», и, пока Форк и Винс, державший тросточку между колен, рассаживались на диване, приветствовала его почти неслышным голосом.
Последовавшее короткое молчание прервала, откашлявшись, сама Вирджиния Трис:
— Кто застрелил его?
— Пока мы не знаем, — ответил Форк.
— Это был налет… или грабеж?
— Не думаю, но вполне возможно.
— В него стреляли один раз, дважды, несколько раз… сколько?
— Два раза. В голову.
— Значит, все произошло быстро. То есть, Норму не пришлось лежать, истекая кровью и взывая о помощи.
— Все было очень быстро, Вирджиния.
Она снова вздохнула.
— Ну и дерьмовая же история.
Форк с печальной торжественностью кивнул в знак согласия и спросил:
— Хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил? Может, вы хотите, чтобы кто-нибудь пришел и посидел с вами.
Вместо того, чтобы ответить Форку, она взглянула на Келли Винса.