Четвертый Дюма

«Вы, может быть, помните, что совсем недавно я выступал с лекцией перед молодыми людьми, членами какого-то общества. Перед началом лекции ко мне подошел один из этих молодых джентльменов и сказал, что у него есть дядя, который неизвестно по какой причине потерял способность что-либо чувствовать. Со слезами на глазах этот молодой человек воскликнул:

— Ах, если бы я мог хоть раз услышать, как он смеется! Ах, если бы я мог увидеть, как он плачет!

Я был тронут. Не могу равнодушно смотреть на чужое горе.

И потому сказал:

— Приведите вашего дядю на мою лекцию. Я расшевелю его. Сделаю это ради вас.

— О, если бы вы могли это сделать! Вся наша семья будет так благодарна вам — мы ведь так любим его! Ах, благодетель вы наш, неужели вы действительно сделаете так, чтобы он улыбнулся? Неужели вы сможете вызвать живительные слезы и они оросят его старческое лицо?

Я был тронут до глубины души и сказал:

— Молодой человек, приведите вашего старичка. Я приготовил для этой лекции такие анекдоты, от которых он, если у него осталась хоть капля чувства юмора, не сможет не рассмеяться. Если же они не достигнут своей цели, то у меня есть другие, от них он или заплачет, или умрет — ничего другого ему не останется.

Молодой человек прослезился, обнял меня и побежал за дядей. Он усадил его на самом видном месте, во втором ряду, и я принялся обрабатывать старика. Сначала пустил в ход анекдоты полегче, а под конец просто изрешетил его, выстреливая целые обоймы старых, бородатых анекдотов, не жалея перца, осыпал его новыми, еще тепленькими, только что придуманными остротами. Я вдохновился и старался в поте лица, до хрипоты, до изнеможения — а старику хоть бы что, — сидит себе с невозмутимым видом, даже не улыбнется, слезинки не проронит. Я был изумлен. Закончил я совершенно сногсшибательным анекдотом — это был уже вопль отчаяния! — и опустился на стул в полном изнеможении.

Председатель общества подошел ко мне, подал мне влажную салфетку, чтобы вытереть пот с лица:

— Что с вами?

— Я старался рассмешить вон того осла во втором ряду.

И тогда он мне сказал:

— Вы напрасно теряли время: он глух и нем и к тому же слеп, как летучая мышь!»

В последней фразе снова — художественный вымысел, непревзойденным мастером которого был Марк Твен. В то время я действительно был глухонем, но слепым никогда не был. Это могут подтвердить все мои ровесники, друзья и родственники. Не буду отрицать, в моем творчестве кое-где проявляется житейская слепота, но она совсем не биологического характера.