Четвертый Дюма

Надо сказать, что с того вечера китайцы возненавидели меня смертной ненавистью. Дошло до того, что я начал побаиваться их, воткнут нож в спину во время какой-нибудь ночной вахты, потом столкнут в черную воду и доложат Свенсону, что я упал за борт в пьяном состоянии (а такие состояния случались, чего греха таить). Приходилось постоянно быть начеку, но это дело мне все больше и больше не нравилось. И потому, когда через три дня мы пришли в Иокогаму, я явился к капитану Свенсону и рассказал все как есть. Он меня понял. «Очень сожалею, — сказал он. — Питер, ты был моей опорой на «Орионе», но раз приходится… Ступай к Суаришу, пусть он тебе даст расчет и гуд бай, счастливого плавания!»

В Иокогаме я задержался недолго, раза два посетил дома с гейшами, моей балканской морали все еще претили подобные заведения, и так как денег у меня было много (Свенсон сдержал слово насчет пятисот долларов), я купил билет на пароход «Аделаида» и отправился пассажиром в Брисбен, что в Австралии. Впервые мне не надо было вскакивать, как ужаленному, при ударе склянок, я вылеживался, словно бей, на койке в каюте второго класса. Мой спутник, занимавший соседнюю койку, оказался очень приятным человеком. Это был словак, эмигрант, он работал мастером на брисбенской мясобойне. С этим паном Яро в Брисбене мы погуляли на славу, он был большой любитель хорошего вина, а в этих широтах нет ничего дороже вина. Он познакомил меня и с одной красавицей, тоже словачкой, и за две-три недели я спустил все заработанное. Такова уж моряцкая жизнь, полная превратностей. Простился я с Ханкой, хоть и грустно нам было расставаться. Бог с ним с этим континентом, уж больно он далеко! Нанялся я кормчим на парусную шхуну «Макомбо», сингапурской регистрации. Капитаном на ней был мистер Хейнс, маленький сухонький человечек из Уэльса, который хорошо знал свое дело, но злой был как черт. С ним мы так и не смогли найти общий язык даже после трехмесячного плавания, а как пришли в Сингапур, так я и дал ему отставку, то есть, вернее он мне дал.

Дальше жизнь моя была сплошным бродяжничеством. За два года объездил всю Океанию. И в Новой Каледонии побывал, на Самоа и Фиджи, на Соломоновых островах и в Папуа, где в то время еще встречалось каннибальство. Будто в Европе или Америке люди не жрут друг друга, будто бай Анастас не хотел сожрать меня вместе с потрохами! В отличие от него папуасы меня и не пытались съесть, но зато я схватил такую тропическую лихорадку, что чуть не отбросил копыта. И тогда мне вдруг захотелось вернуться в родную Болгарию, разузнать, что сталось с моей первой любовью. Все ли еще держат ее затворницей в пансионах и монастырях или уже выдали замуж за какого-нибудь купца, ведь об этом так пекся бай Анастас. Нанялся я стюардом на пароход «Веллингтон», — первоклассное пассажирское судно, которое обслуживало линию Лондон — Сидней. Натянул на себя белый редингот, нацепил черный галстук-бабочку и — «Что вам угодно, сэр? Как пожелаете, со льдом или без?» Через два месяца прибыли мы в лондонский порт. Я сразу же ушел с «Веллингтона», не нравилась мне эта лакейская служба, хоть и не трудная, а все же внизу, в кубрике с матросами, веселее. И люди там настоящие, не то что эти аристократы из кают первого класса.

Гуляю я себе по лондонским улицам, свободный как пташка, глазею на витрины, время от времени захожу в какой-нибудь бар — там таких заведений сколько угодно, опрокидываю стаканчик неразбавленного виски — так проходят мои дни, и тем временем ищу какой-нибудь пароход, отправляющийся в Афины или Стамбул, а там уже рукой подать до Болгарии.