Четвертый Дюма

В те времена трудно жилось под чужой крышей, даже среди близких людей. Штилянито был добряком, жалостливым, честным человеком, но ему трудно было прокормить свою семью — жену, тетку Баласу, да многочисленных сыновей — крепких парней, им сколько ни дашь, все съедят. Были они башковитые, но из-за нужды рано бросили школу и начали работать в порту, грузить древесный уголь, тогда он пользовался большим спросом у стамбульских купцов, покупавших его для знаменитых стамбульских мангалов. И мне хотелось учиться, но до учебы ли тут, когда Штилянито и своим парням не дал образования, а я ведь чужой, сирота. Не мог же я как какой-то граф прохлаждаться в прогимназии, когда другие трудятся, отцу помогают. Пришлось и мне оставить учебу и пойти на причал. Тяжелая, грязная это была работа. Натаскаешься угля от темна до темна, после жрать ой-ей как хочется. Тут уж одними овощами да зеленью не насытишься — мяса или рыбы подавай. Штилянито каждую ночь выходил в море, старался человек, по выходным и мы с Костаки, самым младшим из его пацанов, ему помогали, только это дело везенья, один день густо, другой — пусто. Вот так, впроголодь, на двух тараньках да толстом ломте хлеба и жили мы целый день. И вместо того, чтобы расти тощими да хилыми, — бывают же чудеса на свете! — мы с Костаки вымахали как странджанские дубки, рослые и крепкие. В кулачном бою нам не было равных, да и ножиками мы научились орудовать — в бургасских кабаках нравы жестокие, пропадешь ни за грош. Надо всегда быть начеку, а как запахнет кровью, так и дай бог ноги. Скоро нам, особенно если встанем спиной к спине, никто не мог противостоять ни в греческой махалле, ни в Комлуке, где жили турки, а о еврейской и говорить не приходится, еврейчики все маменькины сыночки, хлюпики, их мы и в расчет не брали. В болгарской махалле среди переселенцев из Сливенского края и Турции тоже были удалые ребята, у них и пистолеты водились, потому что они провозили контрабанду через границу, которая тогда проходила чуть южнее Кюприя-Василико. Ахтополь же и Малко-Тырново были по другую сторону. Но мы и на них нагнали страху.

Так вот мы и росли — бедность, тяжелая работа, вместо развлечений — вино и потасовки. А как исполнилось мне семнадцать — переломный возраст! — в жизни моей появилось нечто новое, сладкая любовная истома, как говорится в стихах. Напротив лачуги Штилянито, где нас обитало общим счетом восемь человек, на улице Константина Фотинова жил богатый бургасский купец Анастас Милтиадов, собственник большого магазина деликатесов на главной улице города. Так вот этот самый бай Анастас был истинным франтом. Жил он на широкую ногу, деньги легко ему доставались, и он их не жалел. В мужских компаниях, что собирались в ресторане «Элит» и выпивали по бочке вина за вечер, все он раскошеливался. Он был завсегдатаем двух портовых борделей, и как появится у них новая венгерка, австрийка или левантийка, бай Анастас был первым ее клиентом. Ему кланялись, перед ним заискивали, во-первых, потому что он платил хорошо, а во-вторых, потому что привозил с собой на фаэтоне деликатесы из магазина. За его счет лакомились все в борделе. А фаэтон бай Анастаса заслуживает того, чтобы о нем сказать отдельно. Из самой Вены был выписан. Тут тебе и фонари, и зеркала, и выдвижные ступеньки — все честь по чести сделано, с явным расчетом на человека со вкусом. Упряжка тоже была отменная — два вороных коня, которыми правил один гагауз из Балчикского края, злой, одинокий человек, который жил в конюшне вместе с лошадьми, других живых существ он не признавал. Когда новый князь Фердинанд Сакс Кобург Готский впервые собирался в официальном порядке посетить Бургас и стали искать упряжку пороскошнее, не смогли найти ничего лучше бай Анастасового фаэтона. Облачили гагауза в какую-то пеструю ливрею, взятую напрокат в бродячем итальянском цирке, кое-как встретили Его величество, усадили на фаэтон, рядом примостился кмет и айда — в резиденцию. Все вроде бы шло хорошо, да вот беда: лошади-то всего один маршрут знают — к борделям. Они возьми да и остановись перед первым попавшимся на пути и… ни взад, ни вперед. Большой конфуз получился, но, как потом рассказывали бургасские шутники в кофейне Альберта, Его величество остался доволен.