В обратную дорогу нас снова провожал кортеж, но уже поскромнее, из дворца нас отвезли на приморскую дачу князя Нарышкина, надо было и у него погостить, того требовал этикет. В Ялте мы пробыли целую неделю, жили по-княжески, даже в море купались. Мне впервые довелось купаться в море, и сначала было боязно, но когда я поборол страх, уже и вылезать не хотел. Господину Дюма тоже очень понравилось в Ялте, он даже собирался остаться до конца года и написать роман из русской истории, что-то из жизни первых Романовых. Тут пришло письмо от его отпрыска, тоже Александра Дюма, но сына, который вызывал его в Париж по спешному делу. С огромным сожалением мы простились с этой райской обителью, где нас кормили и поили совершенно задаром, сели в новую карету, временно предоставленную гостю князем Нарышкиным (графскую же карету калмык угнал обратно в Астрахань), то есть я сел на козлы и — прощай, Крым, дал бы господь снова побывать здесь! Ехали мы через Перекопский перешеек и тут уж насмотрелись на татарскую бедноту. Мы-то думали, что в Крыму одни цари да князья живут, а оказалось, что в горах в землянках живут наголо стриженные татары, которых никто и за людей не считает. Потом мы пересекли Украину, доехали до Киева и там отпустили карету, потому что дальше уже имелась железная дорога. В Киеве нас по поручению императора встречал генерал Румянцев, губернатор. Погостили мы и у него три дня, иначе бы он разобиделся, потом с целой горой багажа погрузились в поезд — и прямо в Москву. До тех пор я поезда в глаза не видывал, но сел без страха — болгарина ничем не испугаешь. В Москве мы пробыли всего день, и принимала нас старая графиня Кушелева-Безбородко. Как увидит она господина Дюма, сразу в смех, так веселил ее вид его кудрявых волос и толстого негритянского носа, а может, она уже была не в своем уме. На следующий день мы уже опять ехали по железной дороге, по той самой, прямой как стрела, на которой есть только одно отклонение, о котором рассказывают императорский анекдот, и приехали в Петербург. Там нас ждал сам граф Безбородко, ему еще не надоело встречать и провожать нас, на редкость доброй души человек, конечно же, не всегда и не со всеми, со слугами и крепостными не любил церемониться. Только тут мы сообразили, что для выезда из России мне нужен паспорт. Об этом не подумали ни господин Дюма, ни граф, когда играли в карты. В России, как позже и у нас, в свободной Болгарии, человек со связями мог сделать все. Граф Безбородко послал управляющего с ящиком шампанского в полицию и черкнул письмо какому-то важному начальнику в департамент иностранных дел, а господин Дюма письменно подтвердил свое согласие усыновить меня, и на следующий же день управляющий принес мне новехонький паспорт на имя Пьера Дюма, французского подданного. За два дня я стал французом, да не на словах, как в Ялте, а по документам, где об этом было написано черным по белому. Когда есть деньги и когда водишь знакомство с разными генералами, тогда для тебя нет невозможного.