Четвертая мировая война

И была у Мексики еще одна особенность, кардинально отличавшая ее от остальных стран региона: ее отношения с Кубой. Особая политика, проводившаяся ИРП в отношении Кубы и других социалистических стран, требовали точно такого же «особого отношения» с Мексикой. Ни Советский Союз, ни Куба никогда не поддержали бы никакого «партизанского очага» в Мексике. На протяжении 1960-х — начала 1980-х годов на Кубе проходили военную подготовку представители революционных движений практически всей Латинской Америки, всей — за исключением Мексики. Соображения «реалполитик» оказывались превыше всех прочих. В условиях региональной изоляции и североамериканской блокады Куба не могла себе позволить лишиться единственного постоянного союзника на континенте, поддерживая его врагов, в этом случае — мексиканских революционеров. Более того, весьма вероятно существование обмена информацией между властями Кубы и Мексики, позволявшего политической полиции ИРП, помогавшего подавлять в зародыше любую попытку создания в стране левых вооруженных групп. Поэтому революция здесь была невозможна.

В нескольких известных случаях попыток создания в стране революционных движений, политическая полиция Мексики в самом начале их возникновения проводила хирургические операции по задержанию, а часто и по физической ликвидации их лидеров. Эти репрессии не становились темой обсуждения в прогрессивных кругах, подконтрольные правительственной партии средства информации молчали, а тысячи проживавших в Мексике левых интеллектуалов континента были благодарны мексиканским властям за предоставленное убежище и не могли и не хотели верить в злодеяния своих амфитрионов. Нечто подобное произошло и 2 октября 1968 года, накануне Олимпиады в Мехико, когда войска в самом центре мексиканской столицы расстреляли на площади Тлателолько сотни студентов, требовавших демократических преобразований. В течение долгих лет тема бойни на площади Тлателолько была табу для «мировой прогрессивной общественности». Если многие не хотели верить в преступления Сталина, к чему было забивать себе голову преступлениями ИРП…

4. Транскультуризация, ультраправые боевики, церковь и традиции

Существует ли противоречие между развитием технологий и сохранением космогонизмов культур, отличных от нашей? Насколько справедливы частые обвинения в адрес противников неолиберальной глобализации вообще и сапатистов в частности в том, что они — «новые луддиты, сопротивляющиеся прогрессу»?

Один из интересных ответов (не единственный, конечно) на эти вопросы был дан в интервью 1999 года известного мексиканского журналиста, уже много лет живущего в Чьяпасе, Германа Беллинсгаузена испанскому писателю и политику Мануэлю Васкесу Монтальбану, автору книги «Маркос — властелин зеркал»:

«Васкес Монтальбан: Сегодня уже не остается индейцев, полностью изолированных от атрибутики современности, да и нет в этом необходимости. Если у них появляется телевизор или стиральная машина, влияет ли это каким-то образом на их мировосприятие? В какой степени проникновение всех этих элементов, связанных с одним восприятием мира, способно повлиять на их традиционную космогонию?

Беллинсгаузен: Лет двадцать или двадцать пять назад предсказания Фернандо Бенитеса, самого уважаемого историка мексиканского индеанизма, отличались пессимизмом и сводились к тому, что эти цивилизационные различия между одними и другими полностью исчезнут лет через пятьдесят или немного позже. Но сегодняшняя тенденция как раз обратная. Жизнь показала, что индейцы могут интегрировать в свой быт стиральную машину, могут пользоваться телевизором и компьютером, и все эти и другие элементы западной цивилизации не только не изменяют, но и напротив, еще больше утверждают их в том, кем они являются. Интересен пример того, что происходило с миштеками, отправлявшимися на заработки в Соединенные Штаты. Они изобрели новую форму писания писем. Поскольку они не умели писать ни по-испански, ни по-английски, ни по-миштекски, но могли купить себе видеокамеры, они снимали окружающую их действительность и отправляли это своим родителям и родственникам в общину. Матери отправляли им письма, наверняка написанные под диктовку деревенским священником, а они отвечали видеокассетами. Элементы, которые, казалось бы, должны были интегрировать их в «другую цивилизацию», лишь усилили их отличие. Левые идеи сапатизма укрепили их особость — и как личностей, и как индейцев. Я думаю, что индейцы в зоне конфликта чувствуют себя сегодня сильнее и увереннее, чем пять лет назад, и это дает им чувство гордости и делает их гораздо терпимее по отношению к отличиям, которые они видят между собой и иностранными наблюдателями, этими молодыми ребятами с кольцами, татуировками, эти культурные меньшинства, которые приезжают сюда чтобы сблизиться с ними и помочь им. Все это индейцы должны были пропустить через свое мировосприятие и в конце концов обогатиться этим.

Васкес Монтальбан: Взгляд другого.