Четвертая дверь

– И тогда… – эхом отозвался я, пытаясь скрыть волнение.

– Я случайно услышал обрывок разговора. Между папой и миссис Латимер, разумеется.

Потеряв терпение, я треснул кулаком по столу.

– Да о чем же они говорили?

– Я не слышал начала, но, думаю, отец рассказывал ей о том, почему предыдущие жильцы так быстро съезжали, – шумы, огни и так далее. На это миссис Латимер ответила – и ее слова показались мне очень странными, не знаю даже, как их понимать.

Я кашлянул и спросил самым спокойным тоном, на который был способен:

– Что же такого она сказала?

– Слово в слово: «Я не боюсь духов, наоборот…»

– «Наоборот»?

– Именно так: «наоборот». Тут она увидела нас и смутилась. Пожелала папе спокойной ночи и ушла к себе.

– Они ей нравятся.

– Прости?

– Она не боится духов, наоборот, ей нравится их присутствие.

– Что за нелепость! Кому могут нравиться подобные вещи? Дико как-то.

– А мы вообще живем в диком мире, – вздохнул я.

Мне вспомнилась ночь, проведенная в доме Генри неделю назад. Тогда мой друг внезапно пробудился от кошмара, причем во время сна он плакал и бормотал сквозь всхлипы: «Нет, только не это! Мама, не покидай нас, я тебя умоляю!» Как раз около пятнадцати минут четвертого, именно в тот самый момент, когда она погибла!

– Ты про аварию с Уайтами? – нахмурившись, спросил Джон.

– Да. В смысле, нет, – поправился я. – Нет, ничего. Я сам не понимаю, что несу. Слишком устал.

Джон предложил разойтись по домам. Я не возражал.

Глава 4 Письмо к Луизе

– Дорогой, у меня страшно болит голова!

– Милая, ну прими аспирин!

– Я уже выпила четыре таблетки, не помогают они!

– Не волнуйся, – промурлыкал папа, поправляя галстук. – Поспеши, любимая, а то мы опоздаем!

– Я не пойду, – простонала мама. – У меня слишком сильная мигрень.

– Что? – сердито вскрикнул отец. – Что значит «не пойду»? Артур Уайт, нашел в себе силы устроить прием, на котором будут даже Латимеры. Чужие люди! Неужто мы не поддержим соседа? Давай соберись, и пойдем потихонечку.

Мама побледнела, затем оглядела отца с ног до головы и отрезала:

– Я сказала, мне плохо. Не пойду!

Наступила тишина.

Отец, уже готовый взорваться, с трудом сдержался и даже заставил себя улыбнуться.

– Любимая, – твердо начал он, взяв маму за руку. – Нет ничего хуже постоянной мигрени, уж мне-то ты можешь поверить. Я и сам часто мучаюсь от нее, особенно по вечерам, просто не всегда тебе говорю. Но отклонить приглашение Артура никак нельзя. Ему действительно нужна наша помощь, ведь еще трех недель не прошло со дня той жуткой аварии. Он не поймет, если мы не придем, а я дорожу нашей дружбой.

Ответом на эту тираду было лишь мамино каменное выражение лица.

– Ты все?

– В смысле?

– Закончил свою речь?

– Прости? – спросил отец, притворившись, будто не понимает.

– Мы не идем, только и всего. Джеймс и Элизабет за нас извинятся. Артур нисколько не обидится.

– «Мы»? – вскричал папа, теряя терпение. – Теперь уже «мы»? Что это значит?

– Ты и я, и прекрати прикидываться дурачком. Актер из тебя никудышный.

Отец напыщенно ответил:

– А это меня нисколько не задевает. Можешь оставаться здесь, Госпожа Бессильная, но при чем тут я? Собирайтесь, дети!

Его голос дрогнул от напускного негодования и реального гнева.

– Ты оставишь больную женщину одну на милость какого-нибудь маньяка? Вспомни, что пишут в газетах. – Мамины глаза вспыхнули от ярости.

– Собирайтесь!

Отец величественно прошел к двери, но на полпути замедлил ход и свернул к бару. Там он плеснул себе чистого виски, одним махом опрокинул рюмку и угрюмо произнес:

– Джеймс, Элизабет, идите одни!

Мама снова одержала победу.

– Не забудь ключ, – напомнила мне сестра, когда я закрывал входную дверь.

– Ладно, ладно, – буркнул я. – Господи, он липкий!

День выдался особенно теплым, если учесть, что был конец сентября. Несмотря на прогнозы, предсказывавшие суровую зиму, на юг страны пришла жара.

– Похоже, ночью будет гроза, – заметила Элизабет, критически оглядывая себя. – Как я выгляжу, Джеймс?

– Неплохо.

Я, конечно, поскромничал. На самом деле в белом шелковом платье она смотрелась роскошно. Ее и без того стройная талия казалась еще тоньше. Чудесные туфли на плоском каблуке, элегантная кружевная шаль, скрывавшая скромное декольте и обманчиво простая прическа довершали картину.

– Только, – посоветовал я, – слегка промокни платком губы. Вот, так лучше.

– Думаешь, я понравлюсь Генри?

– Непременно. Кстати, раз уж напомнила, как успехи у вас двоих?

– Думаю, хорошо, но, кажется, он охладел ко мне.

– О?

– Наверное, надо было позволить ему поцеловать меня.

Я молча ждал, что последует дальше.

– Пару дней назад я решила навестить Уайтов, – серьезно поведала сестра. – Генри опять заговорил о матери, о том, как много она для него значила. Мы немного поболтали. Он выглядел таким несчастным, что я стала его утешать. И наконец Генри обнял меня.

Пора бы уже, подумал я.

– И поцеловал.

Наконец-то! Теперь я мог со спокойной душой уйти в тень.

– По крайней мере хотел, только я не разрешила. Рано еще. Джеймс, что не так? Думаешь, я поступила неправильно?

Я схватился за голову, не веря своим ушам.

– Элизабет, только не говори…