Четверть века назад. Часть 2

Ольга Елпидифоровна объ руку съ блаженствовавшимъ капитаномъ выходила изъ сада въ большія сѣни дома, когда увидѣла предъ собою вваливавшееся изъ противоположныхъ дверей, со стороны двора, громоздкое туловище почтеннаго своего родителя. Елпидифоръ Павловичъ, покрытый пылью, съ загорѣвшимъ докрасна отъ солнца и вѣтра лицомъ, несъ впередъ свой огромный животъ съ какимъ-то необыкновенно торжественнымъ и радостнымъ видомъ… Завидѣвъ дочь онъ заковылялъ къ ней поспѣшно своими коротенькими ножками, махая ей еще издали руками….

— Что вы такъ поздно? крикнула она ему.

— Сто двадцать верстъ безъ малаго отмахалъ со вчерашняго вечера, отвѣтилъ онъ, отдуваясь все съ тѣмъ же торжествующимъ выраженіемъ на лицѣ, и подходя къ ней.

— Это для чего же сто двадцать верстъ? спросила съ изумленіемъ Ольга.

— Въ чужой уѣздъ заѣхалъ, до самаго Подольска проводилъ его сіятельство, пояснилъ онъ со смѣхомъ, вопросительнымъ и нѣсколько удивленнымъ взглядомъ обнимая дочь и ея кавалера, и протягивая послѣднему руку. Ранцевъ съ радости пожалъ ее такъ что Акулинъ чуть не крикнулъ отъ боли.

— Ну, дочурка, сказалъ онъ, тряхнувъ пальцами выдернутыми имъ изъ этой медвѣжьей лапы, — въ Бѣлокаменную собирайся!

— Это какъ?

— Назначеніе получаю.

— Полицмейстеромъ въ Москву? вскрикнула Ольга.

— Пониже маленечко, да посытнѣе пожалуй! И жирная улыбка раздула еще разъ необъятныя ланиты Елпидифора.

— Что же это такое: «пониже»? спросила она хмурясь и надувая губы.

— А что пониже полицмейстера бываетъ, и не слыхивали, можетъ, никогда? спросилъ онъ въ свою очередь, передразнивая голосъ ея и мину.

— Частный приставъ есть, сердито отвѣчала она; — такъ развѣ вы согласитесь пойти въ частные пристава?

Онъ разсмѣялся во всю мочь, уткнувъ руки въ бока и насмѣшливо глядя ей въ лицо своими лукаво подмигивавшими глазками.

— Въ Городскую-то часть? Да какой же, съ позволенія вашего сказать, пентюхъ и оселъ не пойдетъ на этакое мѣсто!

— Частный приставъ, протянула брезгливо и свысока Ольга, — какая гадость!

— А исправникъ не гадость? протянулъ и онъ, передразнивая ее еще разъ. — Имѣлъ уже я честь, матушка моя, Ольга Елпидифоровна, докладывать вамъ не разъ что званіе — звукъ пустой, и что ни къ чему человѣку честь, коли нечего ему ѣсть…. Спроси-ка вотъ Никанора Ильича, какъ онъ про это скажетъ?…

— Извѣстно, Ольга Елпидифоровна, поспѣшилъ подтвердить тотъ, — званіе безъ средствъ тягость одна-съ…

— Колибъ я продолжалъ по военной лямку тянуть, заговорилъ опять Акулинъ, — я, по товарищамъ судя, въ настоящую пору въ ролѣ превосходительнаго пѣтуха глотку бы дралъ предъ бригадой, а за усердіе мое получилъ бы содержанія столько что на одну вотъ на статью на эту (онъ треснулъ себя рукой по животу) доходовъ бы не хватало, не говоря о другомъ прочемъ… А тутъ и не казиста съ виду должность, а какъ ежели, бѣдно, бѣдно, пятнадцать тысячъ цѣлковенькихъ получать съ нея ежегодно, такъ пожалуй съ низостью-то званія помириться можно, какъ вы полагаете, Никаноръ Ильичъ?

Капитанъ промычалъ что-то, не то сконфуженно, не то нѣжно поглядѣлъ на будущаго тестя, и слегка покраснѣвъ и ухмыльнувшись опустилъ глаза.

— Это, то-есть, съ купцовъ взятки брать? громко и откровенно хватила зато Ольга.

Елпидифоръ Павловичъ и не подумалъ разсердиться; онъ только плечами пожалъ.

— И безо всякихъ взятокъ, и даже отцомъ-благодѣтелемъ всякій называть станетъ… потому матерію эту мы насквозь прошли, не сомнѣвайтесь, дочка моя достолюбезная… И какая вы тамъ ни на есть грандамъ, а какъ ежели захотите въ Благородное Собраніе, или къ самому графу на балъ туалетомъ блеснуть, такъ къ тому же отцу-частному приставу за презрѣннымъ металломъ отъявитесь, и мерси боку скажете что есть у него таковаго достаточно чтобы никогда вамъ въ немъ отказу не знать…

— Будьте покойны, возгласила на это Ольга, — никогда я за деньгами къ вамъ приходить не буду, и не вы, а мужъ мой будетъ платить за мои туалеты… Неправда ли, mon capitaine? И она улыбнувшись подняла на Ранцева свои зажигательные глаза…

Онъ не успѣлъ отвѣтить… Все огромное тѣло Елпидифора Павловича всколыхнуло вдругъ, словно двѣнадцативесельный барказъ подъ внезапнымъ набѣгомъ вала морскаго, маленькіе глазки запрыгали, отвислыя щеки раздулись мгновенно, и также мгновенно опали…

— Да что же это такое? едва былъ онъ въ состояніи произнести, — что же вы не говорите?.. Кончено у васъ что ли?..

— Рѣшено и подписано! расхохоталась на это Ольга, между тѣмъ какъ капитанъ безъ словъ, но весь мокрый отъ слезъ, хлынувшихъ тутъ же у него изъ глазъ, кидался на шею дебелаго ея родителя.

— Голубчикъ… зятекъ ты мой любезный… Никанорушка! въ избыткѣ радости шепелявилъ тотъ, чмокая капитана влажными губами во всякое мѣсто воинственной его физіономіи.

— Вотъ видите, продолжала хохотать барышня, — и спѣшить вамъ не къ чему было мѣсто принимать… И надѣюсь что вы не поступите раньше чѣмъ насъ обвѣнчаютъ… Мы уже порѣшили:- тридцатаго, безо всякаго парада, и сейчасъ же къ нему, въ Рай-Никольское…

Она оборвала вдругъ… Кто-то быстрыми шагами спускался съ лѣстницы… Она обернулась — и увидала Анисьева.

— Ахъ, графъ, это вы… Совсѣмъ?