— Но я былъ бы истинно несчастливъ, еслибъ, уѣзжая отсюда, — я уѣзжаю сегодня же, княжна, — я долженъ былъ увезти убѣжденіе что съ именемъ моимъ соединяется для васъ понятіе о чемъ-то (онъ опять искалъ слова и не находилъ его) — que je vous fais l'effet d'un objet repoussant, досказалъ онъ, и заговорилъ затѣмъ уже сплошь по-французски, рѣшивъ мысленно что «отечественный языкъ est réalité»: — Я ни за что не хотѣлъ бы оставить въ васъ это впечатлѣніе, княжна, — и это дало мнѣ смѣлость просить васъ выслушать меня…. Я не хотѣлъ бы чтобы вы могли хотя одну минуту думать что пріѣздъ мой сюда былъ послѣдствіемъ… уговора нашихъ матерей. Нѣтъ, княжна, я точно также какъ и вы «непричастенъ» тому что предположено было другими безъ моего вѣдома…. Я только улыбался всегда сладкимъ мечтаніямъ моей бѣдной матери (aux doux rêves de ma pauvre mère) въ тѣхъ ея письмахъ изъ Рима въ которыхъ съ такими восторгами говорила она мнѣ о васъ….. Но эти письма, я сознаюсь вамъ въ этомъ, возбудили во мнѣ горячее желаніе увидѣть васъ…. И я увидѣлъ, понялъ…. Это было прошлою зимой въ Москвѣ, если угодно вамъ будетъ вспомнить…. Я унесъ изъ этого перваго знакомства съ вами впечатлѣніе, о которомъ не стану вамъ говорить, поспѣшилъ прибавить флигель-адъютантъ, и голосъ его весьма эффектно задрожалъ произнося эти слова, — но при которомъ уже трудно было мнѣ отвѣчать отказомъ на любезное приглашеніе княгини, матушки вашей, пріѣхать сюда ко дню вашего рожденія….
Онъ передохнулъ тяжело, какъ бы подавленный избыткомъ нѣжныхъ чувствованій, и повелъ все такимъ же робкимъ взглядомъ на безмолвно-внимавшую ему княжну. Она сидѣла сложивъ руки, и глядѣла на него своими лазуревыми глазами съ невольнымъ, какъ могъ онъ замѣтить, любопытствомъ.
— Никакихъ предвзятыхъ намѣреній, никакихъ разчетовъ, заговорилъ онъ опять, — не везъ я съ собою сюда, княжна. Я ѣхалъ съ мыслью…. Я претендовалъ никакъ не болѣе какъ на то чѣмъ вы дарите каждаго изъ окружающихъ васъ…. малѣйшаго изъ тѣхъ, напримѣръ, кто вчера участвовалъ съ вами въ представленіи Гамлета…. Никакого дальнѣйшаго притязанія у меня не было въ мысли, точно также какъ въ убѣжденіи моемъ не было за мною ни какихъ исключительныхъ правъ на ваше вниманіе…. Къ несчастію моему, — голосъ его звучалъ теперь чуть уже не отчаяніемъ, — я долженъ былъ убѣдиться что съ первой же минуты моего появленія въ Сицкомъ вы составили себѣ самое невыгодное….. самое оскорбительное для меня, смѣю сказать, понятіе обо мнѣ… Я вамъ представился, неправда ли, княжна, — онъ какъ бы сквозь слезы улыбнулся, — чѣмъ-то въ родѣ того невѣдомаго и ненавистнаго жениха котораго жестокій братъ навязываетъ Лучіи ди Ламмермуръ — когда ея сердце занято совершенно другимъ человѣкомъ, вставилъ совершенно невиннымъ тономъ Анисьевъ, — и который такъ слѣпо и самодовольно улыбается на сценѣ въ своемъ бѣломъ атласѣ и кружевахъ?…
Она хотѣла отвѣтить какимъ-нибудь учтивымъ возраженіемъ — и не нашла: она именно видѣла въ немъ до сей минуты этого щеголя-жениха Лучіи «невѣдомаго и навязываемаго» ей…..
Онъ горячо заговорилъ опять, сопровождая слова свои движеніями рукъ соотвѣтственнаго, благороднаго характера:
— Я это понялъ, княжна, и уѣзжаю сегодня чтобы не оставить въ васъ и тѣни сомнѣнія насчетъ неосновательности того, что въ вашей мысли соединялось тяжелаго и непріятнаго съ моею личностью….. уѣзжаю чтобы вамъ опять было жить совершенно легко и свободно…. Я сейчасъ шелъ ко княгинѣ проститься, сказалъ онъ, помолчавъ и многозначительно отчеканивая каждое свое слово; — позвольте просить васъ отвѣтить мнѣ совершенно откровенно: полагаете ли вы что, сообщивъ ей все то что я сейчасъ имѣлъ честь передать вамъ, я могу этимъ послужить тому полному душевному успокоенію вашему которое въ настоящую минуту составляетъ предметъ самаго горячаго моего желанія?
Лина почувствовала себя тронутою этимъ «рыцарствомъ».
— «Послужите ли — не знаю, отвѣчала она съ невеселою улыбкой, — но скажите во всякомъ случаѣ, и примите мою искреннюю благодарность за доброе намѣреніе….. и за прямоту вашихъ словъ…. Но, графъ, промолвила она ласково, — зачѣмъ же послѣ этого уѣзжать вамъ такъ скоро, если вамъ нуженъ отдыхъ и Сицкое кажется вамъ пригоднымъ для этого мѣстомъ?
Блестящій Петербуржецъ глянулъ на нее страстнымъ взглядомъ и тотчасъ затѣмъ опустилъ глаза.
— Нѣтъ, княжна, проговорилъ онъ сдавленнымъ голосомъ, — это было бы свыше силъ моихъ: уйти — можно; видѣть и молчать нельзя!
Лина заалѣла:
— На это я ничего сказать вамъ не могу, тихо промолвила она, и встала съ мѣста.
Онъ поспѣшно всталъ тоже, и съ глубокимъ поклономъ и тѣмъ же какъ бы разбитымъ отъ сдержаннаго чувства голосомъ сказалъ:
— Мнѣ остается одно послѣднее слово, княжна: если приведетъ судьба встрѣтиться намъ опять, смѣю просить васъ видѣть во мнѣ человѣка для котораго ваше счастіе будетъ всегда дороже его собственнаго, и который ничего такъ не желаетъ какъ имѣть случай доказать это вамъ на дѣлѣ!..
— Вы уже многое доказали сегодня, чего я не въ правѣ забыть! сказала въ мгновенномъ порывѣ благодарности Лина.