— Мзда приличная, а? тутъ же полюбопытствовалъ узнать «фанатикъ» подмѣтившій это движеніе, и успѣвшій уже сойтись съ Ферапонтовымъ на самую короткую дружескую ногу.
— Извѣстно, люди богатые, могутъ! промычалъ тотъ, — а только я все же предпочелъ отклонить дальнѣйшее полученіе таковой, добавилъ онъ съ выраженіемъ грубоватой бурсацкой ироніи.
— Что такъ?
Докторъ помолчалъ.
— Баре большіе! Съ ними и говорить-то какъ не знаешь… Да и субъектъ очень ужь нѣжный, принимать на свою отвѣтственность тоже штука опасная можетъ быть! какъ бы неохотно пояснилъ онъ наконецъ.
Вальковскій глубоко вздохнулъ. Онъ по-своему искренно любилъ княжну и желалъ ей всякаго блага, что не мѣшало ему уѣзжать теперь въ Москву изъ боязни отвѣтственности предъ Ашанинымъ за то что чуть не уморилъ ее на мѣстѣ, и изъ желанія поскорѣе отдѣлаться отъ самой мысли о ней въ затѣяхъ какого-либо новаго «театрика», хоть бы въ Замоскворѣчьи, у того же знакомаго ему купца Телятникова у котораго устраивалъ таковые «за полтораста цѣлкашей». Таковы люди!..
А Лину между тѣмъ, чувствовавшую себя еще слишкомъ слабою чтобы подняться на ноги, перекатили въ большомъ креслѣ изъ спальни въ кабинетъ, къ отрытому въ садъ окну, куда она просила подвезти ее, и гдѣ вскорѣ очутилась одна со старикомъ-смотрителемъ (Аглая Константиновна, никогда, а теперь тѣмъ менѣе не умѣвшая находить предметы разговора съ дочерью, и которую къ тому же давно ждали и чай и Зяблинъ въ ея ситцевомъ кабинетѣ, отправилась туда почти тотчасъ вслѣдъ за отъѣздомъ доктора.)
— Вамъ не тяжело оставаться со мной, скажите? начала дѣвушка;- а я, примолвила она, не ожидая отвѣта, — мнѣ бы хотѣлось чтобы вы всегда оставались тутъ, со мною…
Онъ поднялъ на нее свои большіе голубые глаза… Они мгновенно подернулись влажнымъ туманомъ, и онъ, въ перепугѣ чтобы не испугалась она, отвернулся смущенный и безмолвный,
Лина провела рукой по лицу.
— Какъ удивительно Богъ все устраиваетъ… Мы съ вами разъ только видѣлись и говорили, а между тѣмъ еслибы меня вчера, когда я совсѣмъ пришла въ себя послѣ этого обморока, еслибы меня спросили чье лицо было бы мнѣ всего пріятнѣе видѣть подлѣ себя, я бы, кажется, прямо указала на васъ… И вдругъ именно вы! Скажите, какимъ чудомъ вы здѣсь?
Онъ ей разсказалъ свою встрѣчу въ городѣ сначала съ Вальковскимъ, отъ котораго узналъ о случившемся съ нею, потомъ съ Ашанинымъ, предложившимъ ему ѣхать съ нимъ въ Сицкое, на что онъ согласился, зная что Ферапонтовъ можетъ пріѣхать не скоро, и полагая что онъ, имѣя кое-какія медицинскія свѣдѣнія, могъ на первыхъ порахъ оказать ей нѣкоторую помощь.
— Да, сказала она, тихо улыбаясь, — и привели меня въ чувство… Помните, когда мы съ вами познакомились, вы мнѣ сказали что, если вы мнѣ будете нужны, вы всегда явитесь… И вотъ явились! И больше никого не надобно, промолвила она страннымъ тономъ.
Ющковъ недоумѣло поглядѣлъ на нее.
— Maman хочетъ посылать въ Москву за докторомъ? продолжала она черезъ мигъ.
— Да.
— Онъ мнѣ не поможетъ.
— Почему вы думаете, княжна?
Она поглядѣла вдаль, въ садъ съ его зелеными вершинами, по которымъ играли золотые лучи солнца, обернулась затѣмъ къ нему какъ бы для отвѣта… но не отвѣтила, а спросила:
— Владиміръ Петровичъ… Ашанинъ здѣсь? Или я во снѣ видѣла вчера?
— Здѣсь, подтвердилъ старикъ, — онъ тутъ рядомъ въ комнатѣ до утра пробылъ, пока вы не заснули и я отъ васъ не ушелъ.
— И онъ добрый… очень добрый, прошептала Лина, и примолкла… Какая-то глубокая, внутренняя тоска выразилась вдругъ въ чертахъ ея лица.
— Василій Григорьевичъ, неожиданно проговорила она, — знаете что, я дурная! Мнѣ надобно, я хочу его видѣть… и вмѣстѣ съ тѣмъ боюсь…
Онъ понялъ (наканунѣ, ѣдучи въ Сицкое, Ашанинъ счелъ нужнымъ объяснить ему причину обморока княжны), и поспѣшилъ возразить:
— Напрасно вы боитесь, Елена Михайловна; я полагаю что онъ васъ скорѣе успокоить можетъ чѣмъ причинить лишнюю тревогу.
Легкій румянецъ заалѣлъ на ея блѣдныхъ щекахъ.
— Да?… Скажите, вы знаете? протянула она, многозначительно глядя ему въ глаза.
— О… Объ Офеліи и Гамлетѣ? сказалъ онъ съ улыбкой послѣ легкаго колебанія.
— Да!.. Я не скрываю… ни отъ кого! молвила она медленно закачавъ головой, и все также не отрываясь отъ него взглядомъ.
— Вы божественное существо, Елена Михайловна! восторженно вскликнулъ старый идеалистъ, изъ глазъ котораго на этотъ разъ уже прямо брызнули слезы.
— Не надобно этого говорить, грѣхъ! усмѣхнулась и она теперь. — Такъ вы думаете я могу повидаться съ нимъ… съ Владиміромъ Петровичемъ?…
— Я полагаю, княжна, если только вы не станете волноваться; для васъ это вредно!..
— Нѣтъ, нѣтъ! Я вѣдь знаю что мнѣ нужны силы… чтобы дождаться его, добавила она съ какимъ-то опять загадочнымъ выраженіемъ.
Юшковъ ушелъ за Ашанинымъ, который, уснувъ на зарѣ весь одѣтый на диванѣ въ бывшей комнатѣ Надежды Ѳедоровны, только-что проснулся въ эту минуту и приводилъ кое-какъ въ порядокъ свое измятое платье и спутавшіеся во время сна волосы.