Честь Шарпа

И все же, думал Хоган, Шарп может быть прав. Стрелок нравился совершенно разным мужчинам и женщинам. От генералов и шлюх до сержантов и напуганных новобранцев. Он был солдатом из солдат, но его друзья и любимые чувствовали его нежность, и она заставляла их любить его. Однако Хоган спрашивал себя, хватит ли нежности в душе Золотой Шлюхи.

Ветер крепчал, он выл, словно душа мученика, в стенах разрушенного монастыря, он гнал струи дождя, расшатывал сломанную черепицу на крыше, раздувал тлеющие угли. Хоган дрожал под своим плащом. Это было место, где обитали призраки, где невидимые Шии скакали верхом на штормовых ветрах, а он посылал друга в неизвестность, чтобы вести неравный бой.

Глава 10

Ричард Шарп лежал на тонкой, похожей на проволоку, траве, оперев подзорную трубу на ранец. Он повернул медную оправу окуляра, наводя на резкость, приник к трубе, и смотрел в испуганном изумлении.

Он наблюдал армию на марше.

Он еще издали увидел облака пыли в небе, которые поднимались все выше по мере того, как утро сменялось жарким полуднем, и пыль была похожа на дым — словно где-то вдали на юге горела трава.

Он ехал в сторону дыма, двигаясь осторожно и медленно, чтобы не наткнуться на кавалерийский патруль противника, и теперь, на исходе утра, он лежал на вершине невысокого холма и смотрел на людей и животных, которые вздымали к небу клубы пыли.

Французы совершали марш в восточном направлении. Они совершали марш к Бургосу, к Франции.

Сама дорога была оставлена для транспорта — для фургонов, пушек и карет генералов. Вдоль дороги, растаптывая жалкие посевы ржи и пшеницы, маршировала пехота. Он переводил подзорную трубу вправо, так что разноцветные мундиры расплылись в смутное пятно, и остановился, увидев место, где дорога вливалась в маленькую деревню. Крытые двуколки и зарядные ящики, передки орудий и санитарные повозки, и фургоны, фургоны, множество фургонов — лошади и волы, опустив головы, с трудом тащили грузы под горячим испанским солнцем. В деревне была видна башня старого замка, ее серые камни поросли плющом, и белый дым поднимается от башни, смешиваясь с пылью, — Шарп понял, что французы разграбили и подожгли башню. Они оставляли эту сельскую местность, шли в восточном направлении, отступали.

Он перевел подзорную трубу влево, глядя как можно дальше на восток, где, как крошечное серое пятно на горизонте, верхние камни Бургосского замка выглядывали над деревьями, и всюду дорога была забита людьми и лошадьми. Пехота шла медленно — словно солдаты очень не хотели отступать. Их женщины и дети беспорядочной толпой двигались вместе с ними. Кавалерия вела коней в поводу — видимо, был дан приказ беречь силы лошадей, и лишь несколько эскадронов, главным образом уланских, флажки которых побелели от пыли, ехали на флангах огромной колонны, чтобы защищать ее от испанских снайперов.

Шарп отложил подзорную трубу. Не увеличенная этим прекрасным прибором французская армия походила на черную змею, ползущую через долину. Он знал, что видит отступление, но он не знал, почему противник отступает. Он не слышал в отдалении грома пушек, который сказал бы ему о большом сражении, о том, что Веллингтон победил. Он только наблюдал, как огромная змея извивается в долине, пачкая белесое небо пылью, и понятия не имел, почему это войско здесь, куда оно идет и где находится его армия.

Он отполз назад со своего наблюдательного поста, сложил подзорную трубу и пошел к лошади, которую привязал к межевому камню. Хоган дал ему прекрасного, сильного, терпеливого жеребца по кличке Карабин, который теперь смотрел на Шарпа и мотал своим длинным, черным, неподрезанным хвостом. Это был удачный выбор, думал Шарп, потому что по правилам британской армии всем лошадям следовало подрезать хвосты, но Карабину оставили его неподрезанным, так что на расстоянии французы примут его за своего. Его всю зиму усиленно кормили зерном, чтобы один из агентов Хогана, мог скакать на нем в тылах французских линий. Теперь на нем ехал Шарп, чтобы найти женщину.

Однако если маркиза в Бургосе, размышлял Шарп, шагая к Карабину, до нее невозможно добраться. Французская армия возвращается в город, и сегодня вечером Бургос будет окружен противником. Он мог только надеяться, что Ангел в безопасности.

Мальчишке было шестнадцать. Его отец, бондарь, умер, пытаясь спасти жену от внимания французских драгун. Ангел видел, как умерли его родители, видел свой дом и мастерскую отца, спаленные дотла, и в ту же ночь, вооруженный только ножом, он убил своего первого француза. Ему удалось убежать. Он петлял в темноте на своих молодых ногах, покуда пули французских часовых свистели в высокой ржи. Он рассказал Шарпу эту историю без тени хвастовства.

— Я положил нож в могилу родителей, сеньор.

Он сам похоронил своих родителей, а потом пошел искать партизан. Ему было только тринадцать.