Честь имею

— Да, да, так вот, не сдал я ему как-то раз письменный экзамен, а на пересдачу Фомина вместо себя заслал. Он же никогда фамилиями юнкеров не интересовался. А тот возьми, да и на отлично все напиши. Хоть бы ошибся разок для приличия. Так нет же, энциклопедия ходячая.

— Да, мозги у Фомина будь здоров были, — подтвердил Игорин.

— Только вот разбросала их по полю немецкая авиабомба, незавидная судьба.

— Да, незавидная, — согласился Роман Николаевич и продолжил:

— Так вот, пришел я к Трушину за зачетом, а он смотрит на меня внимательнейшим образом и спрашивает: «А Вы где, голубчик, сидели на пересдаче?» Я ни на секунду не замешкался и, совершенно не смутившись, уверенно ответил: «Там», указав на предпоследнюю парту центрального ряда. Он задумался многозначительно. Дескать, вот и его стала подводить память. Я стою, вида не подаю… — Роман Николаевич замолчал.

Поручик, увлеченный рассказом, не выдержал:

— Дальше-то что, Роман Николаевич?

Ротмистр посмотрел на него, затем на штабс-капитана.

— Вы меня, Бога ради, извините, Андрей Петрович, а сейчас день или ночь? А то мы в этом подвале какие сутки уже, совершенно дезориентированы во времени.

— Сейчас ночь, Роман Николаевич, — спокойно ответил Игорин. — Слышал от конвоира, что на рассвете прибудет расстрельная команда, и нас, того, определят в расход.

Ротмистр и поручик понимающе кивнули головами, старший офицер перекрестился. Спустя некоторое время он спросил:

— А Вас-то за что? Ладно мы, классовые враги, идейные, можно сказать, члены, как сейчас принято говорить, «банды».

— Сейчас все офицеры классовые враги. Слышали, что на Дону творится? — Нет, но дай-то Бог.

— Роман Николаевич, историю дорасскажите, больно интересно, как Вы с Дарьей Ивановной познакомились, борьба вся эта классовая здесь уже, — поручик приставил ладонь к горлу. — Да и отборолись мы, по всей видимости. Спать жутко захотелось после Вашей новости, Андрей Петрович. Хочу уснуть с приятными мыслями.

— А на чем я остановится?

— «Трушин глубоко задумался».

— А, да. Но этого лиса старого так просто не проведешь. «У Вас тут 10 вопросов в работе имеется, назовите мне хотя бы один и давайте Вашу зачетку», — говорит он мне.

Поручик улыбнулся:

— А Вы что?

— А что я? Сел впросак, можно сказать, пришлось выучить эту баллистику как Отче Наш. Но нужно отдать ему должное — не доложил, куда следует. За такое и отчислить могли.

— Могли, — подтвердил штабс-капитан.

— А с Дарьей Ивановной мы, как тогда положено было, на балу познакомились. Ну, помните, Андрей Петрович, — они благородные девицы, мы юнкера бравые.

— Помню, Роман Николаевич, я все помню.

— Ну, так вот, познакомились, знались уже полгода, и решила она меня папеньке своему представить. Привела в свой дом, он большой у них был…, — ротмистр замолчал, вспоминая, затем вновь продолжил:

— Стоим мы в гостиной, значит, я волнуюсь немного, и выходит — представляете кто?

— Трушин! — не выдержал поручик.

— Да, именно он.

— Де-ла-а! — протяжно произнес молодой офицер.

— Такая вот история. Он тогда Дарье сказал: «Умный юнкер, но нечестный». Поручик, улыбаясь, закрыл глаза и через пять минут засопел.

— Завидую ему, вот самообладание, — прошептал Игорину ротмистр и придвинулся ближе к другу. Далее офицеры общались уже шепотом.

— Он молодец, самый молодой у нас в организации. Думал, не сдюжит, а он молодец, — повторил Роман Николаевич.

Глядя на поручика, Андрей Петрович понимающе кивнул.

— Так что там с Дарьей Ивановной? — повторил свой вопрос штабс-капитан.

— С Дарьей все хорошо, мы развелись с ней, она сменила фамилию…

— Как?! — штабс-капитан переменился в лице.

Возникла пауза.

— Да Вы не пугайтесь, голубчик. Так было надо для дела. Это она у нас координатор действий, голова, так сказать, организации.

— Да Вы что? — удивился Андрей Петрович. — Дарья Ивановна, милая, замечательная женщина, отменная кулинарка, поверить не могу.

— Только Вы это, Андрей Петрович, никому ни-ни, а то ж ее никто не выдал, нас шестерых арестовали, устроили облаву. И никто, представляете?.. Наверное, мы последние с Сергеем остались, давно уже по камерам мыкаемся, с лета. Теперь вот подвал этот.

— Не беспокойтесь об этом, даю Вам слово, со мной в могилу уйдет Ваша тайна.

— Вот и ладно, слова мне Вашего вполне достаточно. А который месяц нынче?

— Октябрь.

— Надо же, октябрь, — задумчиво покачал головой Роман Николаевич и опять повторил:

— Октябрь…