Честь чародея

— Поосторожнее с такими заявлениями, — предостерег его Рэггинбоун. — Пророчества — вещь странная и ненадежная, но видения владеющих Даром нельзя игнорировать. — Повернувшись к Ферн, он спросил: — О чем ты думаешь, когда подписываешь договор во сне?

— Я чувствую, что мне совсем не хочется этого делать, — сразу ответила Ферн. — Но у меня вроде как нет выбора: кто–то, кого я люблю, в опасности.

— Тот парень? Кто–то из нас? — одновременно спросили Уилл и Гэйнор.

Ферн покачала головой:

— Не знаю.

— Мы сами можем позаботиться о себе, — сказал Уилл.

— Я помню.

— Не надо этого сарказма. Люди учатся на своих ошибках. Тебе бы тоже не мешало.

— В каком смысле? — спросила его сестра.

— Владеющие Даром всегда одиноки. Не только Элаймонд или Моргас — вспомни Зорэйн. Даже Рэггинбоун был одинок во времена, когда был чародеем. Сила и власть изолируют. Возьми, к примеру, Гитлера, Сталина, Пол Пота. Может, у них тоже был своего рода Дар — кто знает, что ими двигало? Но заметьте — ни у кого из них не было друзей, только фавориты, приспешники, выполнявшие грязные поручения, и придворные льстецы, которые обожали их и выслушивали их напыщенные речи. Но не было никого, кого бы они по–настоящему любили и кто любил бы их. Никто не мог проникнуть сквозь стену, которой они огородили свое маленькое «я» и куда пытались втиснуть весь остальной мир. В результате имеем сумасшествие.

— Аргументы, конечно, сильные, — пробормотал Рэггинбоун, — но позволь заметить, что я не сумасшедший.

— Это спорный вопрос, — ответил Уилл. — И потом, ты же утратил свою силу. А что еще важнее, у тебя появилась Лугэрри. Может, именно она спасла твой здравый рассудок?

— Ты хочешь сказать, что без вас я могла бы закончить, как Зорэйн? — спросила Ферн.

— Да, именно это я и хочу сказать, — согласился Уилл. — Ты утаиваешь что–то от нас, отдаляешься, пытаешься «защитить» нас. А это очень опасно — прежде всего для тебя. Думаю, это главная опасность Дара. Сила и одиночество приводят к отрыву от реальности. А отсюда — самонадеянность, паранойя и так далее. Ты же сама рассказывала, что, если Зорэйн чувствовала, что привязалась к одному из своих рабов, она тут же убивала его. Твои друзья и семья не слабость, а твоя сила. И пора смириться с этим.

— А как же риск? — не унималась Ферн.

— Жизнь — вообще рисковая штука. Лично для меня лучше умереть, но не допустить, чтобы ты стала королевой–ведьмой, одержимой манией величия.

— Для меня тоже, — быстро вставила Гэйнор, пока Ферн не успела возразить.

— Мда… мудрые мысли порой приходят оттуда, откуда никто не ждет, — философски заметил Рэггинбоун. — Возможно, твой брат разобрался в истинном проклятии Детей Атлантиды.

— Неужели они все в конце концов обратились к злу? — спросила Ферн.

— Скажем так: мало кто из них пошел по пути добра.

— Я теряю в любом случае, так ведь? — сказала Ферн. — Либо друзей, либо свою голову.

— В данном случае не тебе решать, — резко возразил Уилл. — Мы свой выбор сделали. Забудь пока о своем сне и Древнем Духе. Сначала надо разобраться с Моргас.

— Если сможем, конечно, — ответила Ферн. Потом повернулась к Гэйнор: — Тебе прислали перевод уэльских легенд?

— Да.

— И что?

— Там все только об Уэльсе.

Они еще некоторое время обсуждали свои планы, но, как Ферн и сказала в самом начале, ни к чему не пришли. И все же чуть позже она почувствовала, что у нее словно гора с плеч упала. Она хорошо помнила свои ощущения, когда в шестнадцать лет впервые столкнулась с силами тьмы и осознала свой Дар. «Но я не одна, — подумала она, — я никогда не была одна». И, несмотря на все ее страхи, на душе стало необыкновенно легко оттого, что с нее сняли бремя одиночества и разделили с ней ответственность. Теперь она смогла по–иному взглянуть на все проблемы. «Я найду выход, — решила она. — Мы найдем».

В ту ночь она спала спокойно, и если ей что и снилось, то она совершенно этого не помнила.