Честь чародея

— В последний раз вы оба чуть не погибли. Нельзя допустить этого снова. Себя я в состоянии защитить, но вот вас — не всегда. Так что ты должна, слышишь, должна пообещать делать то, что я тебе скажу, и держаться от всего этого подальше. То, что я услышала об этой ведьме, мне очень не нравится. Я не совсем поняла, что имел в виду Скулдундер, когда рассказывал, что она открыла Бездну, но теперь, кажется, до меня дошло. Обещай слушаться меня!

— Нет, — сказала Гэйнор честно. — Не обещаю. Я могу сказать тебе все, что угодно, но сдержать обещание смогу не всегда. У меня нет Дара, как у тебя, но ты все равно не имеешь права распоряжаться моей судьбой или отстранять меня. Ни меня, ни Уилла. В прошлый раз я ввязалась во все это случайно, а теперь я делаю это сознательно. И ты не в силах мне помешать. — Она говорила торопливо, решив высказать все, что накипело, прежде чем Ферн прервет ее или потеряет терпение.

Ферн настороженно смотрела на подругу. Наконец ее взгляд смягчился.

— Извини, — сказала она неожиданно. — С детства обожаю командовать людьми. Папино воспитание сказалось. Просто… впредь будь осторожнее. Постарайся не лезть прямо в логово дракона.

— Не беспокойся, — сказала Гэйнор, неуверенно улыбнувшись.

Ферн ушла на кухню и вернулась с двумя полными до краев чашками. Она была так взволнована, что расплескала чай.

— Черт! — выругалась она. — Ну вот, опять! Она прижала обожженную руку к губам, затем протянула ее ближе к свету лампы.

— Гэйнор! — позвала она подругу.

След от ожога таял на глазах, оставляя чистую кожу. Старого ожога тоже не было видно.

— Что случилось? — спросила Гэйнор. — Снова какое–то волшебство?

— Может быть, — ответила Ферн, — но только не мое.

Какое–то время воспоминания и сомнения теснились у нее в голове. Наконец она промолвила:

— Со мной такое уже случалось… Когда я сожгла Моргас. Моя рука тогда сильно обгорела. Кэл заставил меня окунуть ее в реку…

— И эта река излечила тебя, да? — сказала Гэйнор. — Это был Стикс. Вспомни Ахиллеса. Предположим… ты неуязвима. Вернее, твоя рука… Ты повреждала ее с тех пор?

— Не знаю. Пара царапин, наверное. Я не обращала внимания.

— Ты могла и не заметить.

— Есть только один способ это проверить, — решительно сказала Ферн.

Она протянула руку к ближайшей свече, и пламя принялось лизать ее ладонь. Увидев, как побледнела Ферн, как она закусила губу от боли, Гэйнор протестующе вскрикнула. Ферн отвела дрожащую руку от свечи и положила ладонь на стол. Кожа сморщилась и покраснела, кое–где набухли волдыри. Но в течение нескольких минут, пока они рассматривали ожог, волдыри разглаживались, кожа постепенно бледнела и смягчалась, и в конце концов их взору предстала ровная и красивая женская ладонь. Девушки удивленно застыли, разглядывая это чудо.

Потом Ферн принесла с кухни нож.

— Это работает с ожогами. Надо бы попробовать что–нибудь другое, чтобы убедиться, — сказала она и храбро полоснула ножом по пальцу.

Рана открылась, заполнилась кровью и снова закрылась, не оставив даже намека на шрам!

— Только кости не ломай, — взмолилась Гэйнор — Не могу смотреть на это самоистязание.

— Не думаю, что у меня бы получилось, — сказала Ферн. — Раны заживают почти мгновенно, но сначала я все же чувствую боль.

Они увлеченно обсуждали значение их открытия, пока взгляд Гэйнор не упал на часы. Она с удивлением отметила, что уже три часа ночи.

— Оставайся у меня, — предложила Ферн. — Я тебе постелю. Ты все равно забыла здесь пижаму, да и ночной крем, должно быть, твой.

Гэйнор уже лежала в кровати, когда Ферн появилась в дверях ее комнаты. Она стояла в темноте, выражения ее лица не было видно, но Гэйнор поняла, что Ферн взволнована.

— Если река излечила мою руку, — сказала она, — значит ли это, что и Моргас могла излечиться?

Но она же была мертва! — настаивала Гэйнор. — Ты же сама сказала!

— Она была жива, когда подползла к берегу реки и бросилась в нее. А я не видела ее тела. Я давно должна была догадаться! Она же знала о силе реки и поэтому нырнула. И если у нее получилось, если это сработало, то теперь она должна быть неуязвима. Полностью неуязвима. Неукротима. Как считаешь?

— Не знаю, — грустно сказала Гэйнор.

— Да, мы не знаем, — согласилась Ферн. — Вообще–то мы с тобой устали. Давай–ка отдохнем. Утро вечера мудренее.

— Надеюсь, — сказала Гэйнор. — Спокойной ночи.

Наступило утро, серое и хмурое. В такое утро трудно поверить в волшебство и ведьм. И в наступление лета. Но в жизни Ферн бывало много таких дней, и она не обманывалась: даже в центре Лондона она ощущала зло, которое шевелилось под кожей города. Ферн оставила Гэйнор дома, пообещав сообщить, если что–то произойдет, и ушла на работу, пытаясь сосредоточиться на мыслях о выпуске журнала. Перед обедом ей позвонил Лукас и сказал, что она может навестить Дану в клинике этим вечером. Мысль о том, что Лукас распоряжался ее временем как своим, разозлила ее не на шутку, но инстинктивно Ферн понимала, что она просто мелочится.

— Она влюбилась, — предположил один ее коллега, наблюдая за ней через стеклянную перегородку в офисе. — Точно. Все признаки налицо.