Червь

Но мне всё равно приятно, словно я очутился у себя дома в тёплой постели. На меня наваливается дюжина потных пышек и трутся своими тёплыми сиськами о моё лицо, тело. Опускаются ниже, щекоча меня своими кончиками волос. Ниже — и кто-то щекочет мои волосатые ляжки, тянет пальцы к прибору. Какие жадные баба! Одна схватилась за мой рычаг со всей силой и начинает тянуть! Тянет и тянет! Их пот течёт тонкими струями, быстро меня увлажняя. Он липкий и густой. И в какой-то момент моя кожа начинает гореть! Пот обжигает, как огонь или кислота!

Да что происходит, мать вашу!

До меня начинает доходить: я проскочил через глотку, и сейчас нахожусь в желудке. Полностью погрузился в желудочную кислоту, бултыхаясь в ней, как тонущая собака в бассейне, пытающаяся удержать голову на поверхности. Как жжётся! Это невыносимо. Долго я так не протяну, надо что-то делать! А что? Выйти как зашёл? Можно попробовать выйти через задний проход, но успею ли я… Может попробовать методику, которая уже спасла меня один раз? Похуй, живём один раз!

Начинаю тереться обо всё, что меня окружает, представляя жирных голых тёток. Вот я одной закладываю под складку жира, вот другой пихаю между сочных, бугристых булок в тот момент, когда третья толстуха чешет мне спинку своими длинными коготками. Ага… вот так… уххх… как хорошо то… ТРИСЬ! ТРИСЬ!

Жжение быстро проходит. Сработало. Я словно обильно пропотел, но это явно другое. Бедная птичка: получит несварение из-за моей слизи, но в этом она сама виновата — надо думать, что тянешь в рот с пола. Одну проблему решили, теперь надо выбираться отсюда нахой! На ум приходит только одна идея — своей слизью заполнить весь птичий желудок, заставив тем самым пернатую отрыгнуть. Отрыгнуть так, чтобы и меня нахер отсюда вынесло. Выкинуло взрывной волной.

Погнали…

Фантазия взрывается яркими красками, освещая глубокие участки памяти. То я лезу на пышек, то они ложатся на меня, расплющивая в блин. Но я всё равно остаюсь царем горы! Ловко вылезаю из-под мягких мясистых мешков и карабкаюсь на вершину, хватаясь за жирные сиськи, к которым так и хочется присосаться, но я мужественно выношу данное испытание, стремясь только к цели. Хватаюсь за длинные волосы, болтающиеся канатами. Хватаюсь за ягодицы.

ЖРАТЬ!

ДА БЛЯТЬ!

ТРУСЬ! ТРУСЬ! У меня всё получиться…

ЖРАТЬ!

ЗАТКНИСЬ! ТЫ отвлекаешь меня! Я не смогу спустить, если постоянно буду думать о еде!

Трусь-трусь, — и нифига не выходит. И дело не то чтобы в чувстве голода, воющем волком в моей голове, дело совсем в другом. Дело в молофье, которая тупо у меня закончилась. Её больше нет! Моей слизи нет. Источник высох. Запасы были потрачены во имя спасения, а не во имя неимоверного удовольствия!

Н-е-е-е-е-е-е-е-т!

До меня доходит, что голод и мои выделения тесно связаны. Связаны на прямую. И мне придётся что-то сожрать, иначе я сварюсь заживо!

Где взять еду, находясь в едком болоте медленно переваривающим тебя заживо? Ответим себе на один простой вопрос: куда из желудка уходит переваренная еда? Правильно! В кишки! Значит и нам надо в кишки. Вот надо было так угораздить…

Начинаю двигаться, извиваться. Пробую нащупать стенки желудка и уже по ним спуститься к пилорическому сфинктеру. Я как в комнате без света, пытаюсь нащупать на стене выключатель, водя рукой по щербатым обоям, но попадаю пальцем в розетку. Дырка кусается, но это единственный выход. Иначе никак. Просовываю голову в мягкую дырку, слегка её расшатывая, чтобы пройти без проблем, и начинаю полное погружение. Ага, вот оно — тонкая кишка. Нужно целиком разместиться и оценить ситуацию. Но что-то мне подсказывает, что тут будет заебись. Переваренная мягкая пища, вода, тепло окружающее меня со всех сторон. Что еще надо для комфортной жизни? Тут мы и поселимся.

Странно, то ли началась деградация, то ли еще чего, но я начинаю думать как примитивный организм. Но бля, тут так комфортно, что я просто готов визжать от радости! Тут действительно так комфорта, что на ум приходит красивый рекламный слоган: Комфортно и сухо и толстый-толстый слой шоколада, вот и всё, что для жизни мне надо! Конечно, здесь далеко не сухо, скорее влажно и душно, как в тесном подвале. И этот запах…

Смрад пронизывает мои органы осязания, возвращая мой разум в детство, где мы две недели прятались в подвале, не выходя на свет. Две недели тело дяди Пети медленно гнило в углу на грязном матрасе. Его жена — тётя Валя — не подпускала никого к мужу, кто пытался его вытащить наружу, но даже когда женщины смогли силком оттащить её в сторону — вход в подвал завалило и все осознали свою обречённость.