Черты исполненного желания

— Или, может, олениха или косуля. Прекрасный олень! Ты едва можешь описать его стать! Все восхищаются тобой… Возможно, зимой крестьяне придут к тебе: «— Мастер, там волк. Нет лучшего охотника, чем ты. Приди, спаси наши стада». — Они ещё не увидят зверя, когда твой выстрел уже свалит его. Ты ждёшь, пока они принесут его. Они тащат эту тварь, выкрикивая тебе хвалу: «— Лишь один выстрел и на таком расстоянии, вот!» — кричат они и целуют тебе руку. «— Храбрец, герой», — называют они тебя.

Мечтательная улыбка заиграла на лице Гаврило и он медленно-медленно кивнул.

Старый Стеван подождал несколько мгновений; но когда его гость не произнёс ни слова, он продолжил: — Тогда любовь. Что может сравниться с этим? Мужчина, которого не радует любовь к женщинам, жив лишь наполовину, не больше. Несомненно, есть девушка, на которую ты заглядываешься, часто, с тоской, но которая никогда не смотрит в ответ. У неё длинные чёрные волосы. Как они блестят, как сверкают! Её губы мягкие и красные, и иногда она облизывает их красным язычком. Юные груди вздымаются в её корсаже, налитые и сладкие, словно фрукты…

Глаза молодого человека казались остекленевшими. Он не переставал медленно кивать.

— Ты возвращаешься, любовный амулет у тебя в кармане, у самого сердца, здесь. Потом танцы, ты присоединяешься, она тоже. Теперь вы лицом к лицу. Она смотрит на тебя — будто никогда не видела тебя прежде. Как широко распахнулись её глаза! Ее рот приоткрыт. Ее зубы маленькие и белые. Ты улыбаешься ей и она тут же улыбается в ответ, потом застенчиво отводит взгляд — но лишь на миг — и вы танцуете вместе.

— Вскоре появляются звёзды и восходит луна. Старухи дремлют, старики пьют. Ты берёшь её за руку и вы вдвоём ускользаете. Как только вы останавливаетесь, она обвивает тебя руками и приникает устами в поцелуе. Ночь тепла, трава мягка. Ночь темна и глубока, а любовь сладка.

Гаврило издал что-то между вздохом и стоном. Он медленно полез в карман, вытащил бумажник и начал перекладывать его содержимое в ладонь. — Ты решился? — спросил старик. — Тогда что это будет? — Никакого ответа не последовало. Что-то притянуло взгляд старика. — Это иноземная монета, — сказал он, коснувшись её пальцем. — Но, неважно, я её возьму: она золотая.

Взгляд Гаврило упал на его руку. Он поднял монету и на его лице появилось странное выражение. Мечтательный и нерешительный вид сразу же пропал. Его глаза сощурились, губы изогнулись в ужасной гримасе, отчасти похожей на ухмылку.

— Ты решился? — Через мгновение спросил старик.

— Да, — ответил Гаврило. — Я решился.

У билетной кассы перед ним была только старуха. Он пересёк реку всего несколько минут назад. Содержимое его маленького чемоданчика ненадолго задержало внимание таможенников, а оттуда оставалось лишь немного пройтись до железнодорожной станции.

Старуха ушла и Гаврило шагнул к окошку. На стене крошечного кабинета, прямо перед ним, бок-о-бок висели две фотографии в рамках. Облик пожилого человека был таким же, что на монете, которая привлекла внимание Старого Стевана; но Гаврило было знакомо и лицо человека помладше — на самом деле знакомо очень хорошо. Снова на его лице появилось странное, ужасное, необычайно решительное выражение.

Станционный агент поднял взгляд. — Да, сударь, — спросил он. — куда?

— Один билет, в один конец. — Гаврило продолжал разглядывать лицо на фотографиях.

— Очень хорошо, сударь, билет в один конец — но куда? Триест, Вена? — Он был самовлюблённым маленьким человечком и его тон стал слегка саркастическим. — Париж? Берлин? Санкт-Петербург?

Взгляд Гаврило неторопливо оставил изображение. Казалось, он и не заметил сарказма.

— Нет, — произнёс он. — Только до Сараево.