Чёртова сова

Оскорбил, говорите, Великую Русь?

Оскорбил, говорите, Великую Русь?
Поцелуйте замочную прорезь!
Я с Отечеством как-нибудь сам разберусь —
помирюсь еще с ним и поссорюсь.

АХ ТЫ, ЛЕТОПИСЬ-КНИГА…

«И в том, что сломалась мотыга…»

И в том, что сломалась мотыга.
и в том, что распалась телега,
и что на печи — холодрыга,
а двор не видать из-под снега,
виновны варяги, Расстрига,
хазары, наплыв печенега,
татаро-монгольское иго,
татаро-монгольское эго…

Брожу и озираюсь допоздна…

Брожу и озираюсь допоздна:
куда ни плюнь — такие все крутые.
что лучше уж нашествие Батыя,
чем собственная наша крутизна.

ИЗ МЕМУАРОВ О МЯТЕЖЕ

В суровом достопамятном году
удил я рыбу на кронштадтском льду.
Всю леску перепутали, поганцы!
До сей поры мормышку не найду!

НЕОКОНЧЕННОЕ ВОСКЛИЦАНИЕ

Ах, страна моя страдалица,
где извечны повторения,
где ещё при Святославиче
намечали светлый путь,
где вовеки не состарится
ни одно стихотворение,
ибо ты, богов меняючи,
не меняешься ничуть…

ЗАПОВЕДЬ

Не позволяй эмоциям
разделаться с умом —
пойми, что подлый социум
сидит в тебе самом.
Бранится по-мужичьему,
до крайности сердит.
Охрану увеличь ему —
и пусть себе сидит.

«Ах ты, летопись-книга!»

Ах ты, летопись-книга!
Что ни век — то напасть:
не татарское иго —
так советская власть!
Всяк охоч да умеюч
кинуть в небушко клич:
не Степан Тимофеич —
так Владимир Ильич…

«О величии идей…»

О величии идей
говорить пока не будем.
Просто жалко мне людей,
что попали в лапы к людям.

Как-нибудь в конце концов
мы сведем концы с концами.
А пока что жаль отцов
арестованных отцами.

Покривив печально рот,
так и ходишь криворотым:
мол, хороший был народ,
уничтоженный народом.

СЮЖЕТ

Допустим, брошу. Белая горячка
дня через два признает пораженье.
Из нежно промываемых извилин
уйдут кошмары скорбной чередой:
пальба из танков, Горби, перестройка,
культ личности, Октябрьское восстанье,
потом — отмена крепостного права
и, может быть, Крещение Руси…

Hо тут заголосит дверной звонок.
Открою. И, сердито сдвинув брови,
войдут четыре человека в штатском,
захлопнут дверь, отрежут телефон
и скажут: «Зверь! Ты о других подумал?
Hу хоть о нас — плодах твоей горячки!» —
и, с дребезгом поставив ящик водки,
достанут чисто вымытый стакан.

«Полистаешь наугад…»

Полистаешь наугад —
всё расстрелы да застенки.
От Памира до Карпат
нет невыщербленной стенки.
Вот и думается мне:
до чего же я ничтожен,
если в этакой стране
до сих пор не уничтожен?

«Покончим с прошлым, господа…»

Покончим с прошлым, господа, —
и православною державой,
перекрестясь, пойдем туда,
куда глядит орёл двуглавый!

«О Русь! Грядущего росток!..»

О Русь! Грядущего росток!

Взираю на тебя с восторгом.