Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории : (записки неунывающего)

Несколько лет у нас работала студия под руководством Георгия Соколова, режиссера, проявившего себя в спектаклях, поставленных им в Театре им. Гоголя и МХАТе. Несмотря на то что Соколов принадлежал к «тихим» постановщикам, работал над пьесами психологическими методами, каждый его шаг отвоевывался нами с большим трудом. Ведь театр был, с точки зрения Владимира Павловича, тоже беспорядок. Но пока он мирился, понимая, Скрепя сердце, что профкому драматургов быть без театра нехорошо. Соколов поставил спектакли «Отпуск по ранению» В. Кондратьева, «Ревизию» Б. Рабкина, «Знаки Зодиака» В. Раздольского и «Гогена» А. Ставицкого. Особенным успехом пользовался «Отпуск по ранению». О нашей студии в Москве заговорили. Появились статьи в прессе. В. Кондратьев заявил, что «Отпуск» в нашем театре — это самое лучшее исполнение его пьесы. Соколов нашел где-то молодого героя и актера на роль инвалида войны, в общем, получилось очень интересно.

Но это были все цветочки, скоро поспели и ягодки.

Все началось с Мирона Рейделя. Он сам репетировал свою пьесу с актерами, которых пригласил, и сам в ней играл заглавную роль. Поскольку он закончил в свое время студию К. С. Станиславского, актерски у него получалось, но одновременно и режиссировать ему было трудно. Он пригласил закончить постановку известного режиссера В. Спесивцева, который был тогда на мели. Спесивцев прославился созданием Молодежного театра-студии на Красной Пресне, но ему оттуда пришлось уйти из-за какой-то скандальной истории. Постановщика такого типа я видел впервые. Судьба как будто нарочно извлекла его из своих запасников, чтобы столкнуть с Владимиром Павловичем.

Во-первых, это был режиссер-вождь. По его знаку у нас собралась группа его учеников, единомышленников. Откуда-то появились доски, застучали молотки. Мастер не терпел обычных комнат, где происходит действие. В скромную пьесу М. Рейделя для четырех действующих лиц он ввел два хора — мужской и женский, которые комментировали события. Откуда-то раздавался колокольный звон. Спектакль получился очень интересный, правда, постановщика мало интересовало, где сидеть зрителям.

Дальше — больше. К этому времени наш товарищ В. Тихвинский, выпустил свою книгу «Свет на горе» — о днях фашистской оккупации в Харькове. Книга смелая, написанная как бы «изнутри». Мигом Спесивцевым с Тихвинским была сделана инсценировка. Инсценировки, кстати сказать, были особенно любезны сердцу Спесивцева. Проза на сцене — его стихия.

Для этой новой постановки Спесивцев, вернее его соратники, перекрыли нашу большую комнату вторым полом, поставленным наискосок. Узкие места для зрителей отделили от сцены досками, поставленными стоймя. В открытые окна с улицы врывались эсэсовцы в мундирах, за что мне пришлось отвечать перед райотделом Управления КГБ по Москве и Московской области. Какие тут стулья! Пошло-поехало все!

Негодование Владимира Павловича достигло апогея. На его глазах любимый подвал стараниями режиссера, взгромоздившего, по выражению древних греков, Оссу на Пелион — то есть одну гору на другую, превращался в подобие фашистского вертепа, в бесовское капище. Алексеев поднял на бой некоторых членов бюро, так же как и он ненавидевших наши театральные аллюры, и они наложили вето на все кунштюки Спесивцева. Тому пришлось уйти. А жаль. Он был подлинным импровизатором, творившим из ничего яркое театральное зрелище. Мне же, как председателю всего нашего заведения, в результате был представлен на подпись длинный счет за поломанные стулья, какие-то еще «потравы». Вот так окончились наши театральные игры.

Наши люди

В нашем профкоме собрались очень интересные и талантливые личности. К. Воронков, будучи в свое время оргсекретарем Союза писателей, подписывая какую-то бумагу, с которой я к нему пришел, спросил меня в упор:

— А вы-то что делаете в этом профкоме? Зачем вам там быть?

Я смешался, и поскольку я давно уже был членом Союза писателей, не мог вразумительно ответить на этот вопрос. Я что-то смущенно забормотал о братьях наших меньших, то есть лишенных заветного писательского билета Совписа, о необходимости помочь и т. д.

Как подумаешь, какими только делами не приходилось нам заниматься. И личными, и общественными, и выносить оскорбления, и ссориться с товарищами. И, действительно, зачем нам все это было нужно? Наверное, огромную роль здесь также играло стремление восполнить нехватку общения с коллегами и друзьями, создать с помощью нашего профкома свой собственный мир, отличающийся от казенных общественных организаций.

Несколько беглых зарисовок наших людей из профкома, из-за которых стоило там быть. Возьмем хотя бы Маргариту Лепскую. Много раз она доказывала свою приверженность организации, доставала путевки, «пробивала» наши вопросы во всевозможных инстанциях. Ее способности в этом отношении удивительны. Но у нее была маленькая слабость. Она любила, чтобы о ее участии не забывали. Когда она скончалась, мы узнали, что она всю жизнь писала стихи, и, по отзывам профессионалов, хорошие. Но это была ее тайна. Почему?