Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка. Истории : (записки неунывающего)

— Я подпишу, что вы сыграли. Уезжайте, не нужен нам ваш шурум-бурум.

— Нет, мы так не можем!

Глава группы начинает отдавать распоряжения, и наконец в пустующем помещении школы оборудуется сцена.

По колхозу объявляется спектакль. Расклеиваются афиши. Артисты спешно гримируются, надевают костюмы. Лают две собаки — они тоже артисты. Наконец спектакль начинается. Зрители постепенно подходят. Сперва ребятишки, потом женщины, потом, по одному, мужчины с независимым видом — скука же в колхозе смертная.

А на сцене происходит вот что. Два друга. Одному надоело общежитие, да еще комендант гонит его собаку, он хочет уехать, совсем. Его друг, бригадир, незаинтересован в его отъезде. И он решает сделать так, чтобы тот не уезжал. Он говорит в завкоме, что друг его женится, а жить ему с женой негде, потому он и уезжает. Но у нас же как раз сдается дом для молодых! Вот и надо ему дать квартиру, работник он замечательный. Как же он сам ничего не говорил, что женится? А что он будет про свою любовь направо и налево болтать?

Задача: бригадиру надо срочно женить своего приятеля.

Пять претенденток проходит перед зрителями, и зрители почему-то сразу все понимают. Уж очень проста ситуация. Бригадир, конечно, не говорит другу о своем намерении, но старается вовсю. Да еще две собаки. Как они играют! Зрителей уже захватил сюжет. То и дело раздается хохот. Комедия же! И, главное, они все понимают, потому что с ними разговаривают языком театра. В действие втягиваются и мужчины. В зрительном зале так тесно, что яблоку некуда упасть! Но идут еще и еще! Им на ходу объясняют, что было прежде, и все включаются в сюжет. Только бы «жених» не узнал хитроумного плана своего бригадира. Зрителя уже не оторвать от сцены. Разворачиваются эпизоды пьесы — один за другим.

Приезжает девушка бригадира. Герой не знает, кто она, они сговариваются уехать. Появляется бригадир, который явно остался с носом. Парень узнает, какие козни строились за его спиной, но все кончается благополучно. Зрители восторженно хохочут, аплодируют. Председатель не знает, куда усадить актеров. Сразу находится кузнец, который ремонтирует машину, в баки заливается бензин. Устраивается незамысловатый деревенский пир.

— Мало вы берете за спектакль, — говорит председатель, опрокидывая рюмку.

— Казенная цена, — отвечает ему Александр Григорьевич.

Рассказывали ему эту историю о спектакле «Горит квартира» в глухом казахском ауле, а я понимаю, что этот рассказ — лучшая из рецензий, которую я, драматург, когда-либо читал…

ГЛАВА IX

Лето в Кучино

Вернемся, однако, к моей семье. Летом 1948 года мы жили в Кучино по Горьковской железной дороге. Мы — это я, Люба, двое наших детей: тринадцатилетняя Оля, двухлетний Митя и моя мама. Природа вокруг была прелестна, жили мы голодновато, но дружно. Мешало нашей жизни только одно обстоятельство. Каждый день с раннего утра до позднего вечера, откуда-то несся и заполнял все окружающее могучий радиоголос. Он пел, вещал разными голосами, грохотал оркестрами… Я определил, откуда несутся эти звуки. Это было примерно в полукилометре от нас, по прямой линии. Я, как и подобает скромному интеллигенту, долго терпел, но потом решил дать бой невидимому мучителю. Нечего говорить, как я готовился к этому походу, как представлял себе будущий диалог. И вот, провожаемый мамой и Любой, я отправился на битву… Звуки по мере моего приближения все усиливались. Я дошел до дома и решительно поднялся на второй этаж. Какой-то человек, видимо инвалид, лежал на постели и крепко спал. «Ну и нервы!» — подумал я и тронул инвалида за плечо. Не успел я сказать и пары слов, как он спросил: «Мешает?» — и тут же выключил свое проклятое радио. Наступила благодатная тишина. Контраст между моими приготовлениями к бою и неожидаемым результатом совершенно выбил меня из колеи. Я униженно благодарил инвалида, ссылаясь на возраст мамы…

— Все, все, — говорил инвалид. — Раз это кому-то мешает — пожалуйста!

Какое завидное мироощущение! Запускать на полную мощь радио и ни разу не подумать о том, что это может кого-то беспокоить. Домой я вернулся с победой.

Центром нашей жизни был Митя… Каждое его словечко, неожиданное, казавшееся нам остроумным, запоминалось, пересказывалось.

Ему пошел третий год. Я все вспоминаю свои стихи, которые прочел за год до этого при внесении в комнату торта с одной свечой, на которую мы заставляли его дуть что есть силы…

Мите исполнился ровно год…
Милый, невинный цветок-человечек.
В счастье и мире пусть он доживет
До пятисот этих праздничных свечек!