Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка. Истории : (записки неунывающего)

Простодушен был и начальник Комитета по делам искусств РСФСР Алексей Иванович Попов. Однажды, не помню по какому поводу, он собрал группу драматургов, преимущественно русской национальности, и сказал им попросту:

— …вашу мать! — Он грешил подобным просторечием. — Вы же русские люди! Неужели вы не понимаете, что дела у нас плохи? Помогать нам нужно, а вы какую-то правду ищете!

Список министров будет неполон без Демичева, который к тому же был кандидатом в члены Политбюро. Я помню, когда состоялось его назначение, я верил, что неспроста на культуру сажают кандидата Политбюро. Я полагал, что ей наконец-то будет уделяться больше внимания.

Была устроена встреча с министром в Доме творчества в Голицыне. Собралось человек шестьдесят — режиссеры, драматурги. Это была первая встреча министра со своими опекаемыми, хотя он был на посту уже около года. Должен был состояться откровенный разговор. И что же? Министр сказал несколько слов, серых, как и он сам, — ни хороших, ни плохих, так, не кисло и не сладко. И о делах его говорили: сказать «нет» ему не хотелось, а от его «да» дело все равно не решалось.

Суть Демичева достаточно ясна уже по эпизоду, рассказанному мне одним из участников делегации, направлявшейся на совещание министров культуры соцстран. В роскошном самолете, в большом салоне, что делал министр культуры СССР, пока летел в Берлин? Готовился к докладу, читал любимую книгу, делал записи или, воспользовавшись случаем, прилег отдохнуть от тяжких трудов? Нет, всю дорогу он занимался любимым делом пенсионеров на бульварах — «забивал козла» в домино!

Странная вещь искусство! Вроде Власть полностью овладела им, но ведь, как я однажды сказал на собрании в Управлении театров, весь огромный аппарат Министерства культуры, выполняющий указание Власти, зависит не от нее, а от какого-то мечтателя, который, сидя в мансарде под крышей, а то и вовсе будучи бомжем что-то сочиняет, а что — поди разберись!

Вспоминаю еще один случай из эпохи моего пребывания на посту главного редактора. М. Маклярский и К. Раппопорт написали пьесу о Рихарде Зорге, нашем известном разведчике, о его пребывании в Японии. Пьеса хорошая, она уже шла в ряде театров.

Но в СССР из Японии приезжает подруга Зорге Исия Ханако. Знакомится с пьесой. О ней — ни слова. Есть жена Зорге Катя, все как положено — тоскует о муже, ждет… Исия требует свидания с Косыгиным, получает его, жалуется ему на искажение истории, он — команду в Министерство культуры — разобраться. Поскольку мой шеф болел, отвечаю я.

Во-первых, я узнаю — и для меня это новость, — что существуют две разведки — по линии КГБ и военная. Я знал одно: всяческие тайны концентрируются на Лубянке, и все тут. А оказывается, мне надо идти в военное ведомство, на Арбатскую площадь. Взяв с собой В. Малашенко, который был редактором пьесы, отправляюсь в министерство. Естественно, предварительные формальности были выполнены, пропуска выписаны. К кому? К самому начальнику Разведывательного управления Генштаба вице-адмиралу Л. К. Бекреневу. Старый чекист, сценарист М. Маклярский, когда мы рассказывали ему о нашем визите, только стонал и хватался за голову. В Англии даже фамилию подобного начальника не знают, так он засекречен!

Мы прошли, по крайней мере, три поста на нашем пути. Рослые молодцы с автоматами на шеях каждый раз зорко вглядывались в наши документы. И чем тщательнее становилась проверка, тем сильнее рос в нас страх и почтение к месту, куда мы направлялись. Наконец мы у цели. Огромный кабинет, стол гигантского размера, стальной сейф за ним. Знакомимся.

Вице-адмирал внешне ничего особенного не представлял. Так себе, морячок. Но когда мы изложили цель нашего визита, поинтересовавшись, насколько права японка в своих претензиях, хозяин кабинета обнаружил необыкновенный, взрывчатый темперамент. Он бросился к сейфу, стал вращать в разные стороны его ручку, за первой дверцей открылась вторая — поменьше, снова замок, там еще, еще, и наконец после такой работы обнаружилась совсем маленькая дверца. У нас екнуло сердце — сейчас нам откроют все списки зарубежной резидентуры! Но на свет божий извлекается лишь очередной номер «Техники молодежи»:

— Смотрите, что тут пишут! — загрохотал вице-адмирал. — Что Зорге любил березки! Березки! Понимаете, какой ерундой люди занимаются!

Более конкретных рекомендаций мы от него не добились, а пьесу было велено спустить на тормозах. Жаль.

Хочу быть министром, но ответственным!

Как иногда складывается судьба человека, который хочет и может написать для театра, показывает путь Алексея Смысловского, сына моего приятеля, актера Игоря Смысловского, о котором я уже упоминал. Алеша с детства был в театре, дышал его воздухом. Я помню, в 1944 году в дивном спектакле «Дракон» Е. Шварца в постановке Н. Акимова, который показывали в Москве, вернувшись из эвакуации, Алеша выступал в роли мальчика. Он был прелестен во фраке и цилиндре. Когда Алеша стал подрастать, то ездил к нам на дачу, пугая своими изысканными манерами местных девочек.