Читаем Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка. Истории : (записки неунывающего) полностью

На наш подвал мы тогда сложились, потратили собственные средства и еще 18 тысяч — сумма для 60-х годов весьма приличная! — выцыганил у Московского городского совета профсоюзов наш профкомовец, мой большой друг Эммануил Двинский, тоже «отмеченный» на ниве общественных дел. В своем «правительстве» я числил его в идеальных министрах иностранных дел. Удивительное дело, за что бы он ни брался — все удавалось! А как известно, в нашем обществе ничто не происходило само собой — всюду требуются усилия, и порой немалые. А Эммануил много достигал по телефону: такой у него был тон — доверительный и в то же время взыскующий. Да что говорить, медали в честь 100-летия со дня рождения В. И. Ленина, что тогда котировалось, выхлопотал. По телефону!

<p>Владимир Павлович Алексеев</p>

Дело Марка Адольфовича Триваса продолжил Владимир Павлович Алексеев. Гвардеец ростом, из кармана пиджака торчит уголок платка, скромно показывающий, что человек тот имеет понятия об, увы, исчезнувших ныне приличиях, на пальце — перстень адмирала Ушакова, имеющего, по слухам, какое-то отношение к семье. Любит пустить слезу во время выступлений, его любимое присловье: «Мой покойный отец говаривал…»

Место Владимира Павловича в нашем профкоме четко определила работавшая у нас уборщица. Что начальником профкома Симуков — это она знала, а вот Владимир Павлович — кто? Хозяин. И это определение абсолютно точно. Прорвет ли в очередной раз канализацию — кто берется вызывать помощь? Владимир Павлович. Кто провел операцию по взятию на баланс мебели от переехавшего в другое помещение Всесоюзного агентства авторских прав (ВААПа)? — Владимир Павлович!

Начиная с оформления вновь принятого товарища — выдачи удостоверения, профбилета, заполнения учетной карточки вплоть до решения важных вопросов в ЦК нашего профсоюза работников культуры — все Владимир Павлович. Не без нашего, конечно, участия, но душой любого мероприятия всегда был он.

Я уже говорил, что наше высокое начальство — ЦК профсоюза всегда трепетало: не скрывается ли в наших рядах тот, кто… Ведь все руководство у нас на общественных началах — попробуй, тронь! Но именно ЦК этого профсоюза, когда мы исключили из своих рядов одного недостойного человека, специальным письмом заставил нас принять его обратно. Сколько потом было затрачено сил, чтобы избавиться от него!

Никто так не знал состава организации, как Владимир Павлович. Позвони ему за любой справкой — тут же ответит. И поэтому, когда у нас наметилась перерегистрация членов профкома в связи со слиянием профсоюзных литературных организаций, Владимир Павлович один переоформил более пятисот дел!

А вопрос о слиянии литературных профкомов выплыл в связи с тем, что горкому профсоюза надоело возиться с каждым из четырех профкомов в отдельности, и он решил соединить их в один. Литфонд, издательства «Художественная литература», «Советский писатель» и мы, профком драматургов, обязаны были объединиться. И сколько мы ни доказывали, что нельзя все грести под одну гребенку, начальство уперлось. Единственное спасибо, что во главе объединенной организации, теперь уже насчитывавшей 1200 членов, поставили беспартийного сценариста и драматурга И. Менджерицкого, а не отставного кагебиста.

<p>Перестройка</p>

В нашем подвальчике всегда царили уют и порядок. Все было начищено, стулья стояли на своих местах, в присутственные дни кипел самовар, сновал народ. И в центре всего этого хозяйства восседал Алексеев, оформляя прием нового члена профкома, подписывая бюллетени, многочисленные справки.

Но ничто не вечно под луною. Мы нередко ставили на заседаниях нашего бюро вопросы о молодежи. Как их привлекать к работе, чем их увлечь, какими темами. И каждый раз убеждались, что молодежи-то у нас нет. Однако же постепенно молодежь появилась. Сгруппировавшись вокруг члена нашей организации Мирона Рейделя, они стали заявлять о себе, устраивали читки своих произведений, выступали с чтением стихов, приглашали желающих. Желающие нашлись, они охотно приходили к нам, звучали новые, дерзкие стихи, стулья двигались, порядок нарушался.

Выявились и новые имена молодых драматургов: Мария Арбатова, Тамара Василенко, Нина Садур, автор пьесы «Чудная баба», и ряд других. Но где молодежь — там привычной для старшего поколения гармонии нет. Идут споры, возникают новые идеи. И со многим из того, что творилось теперь в профкоме, Владимир Павлович был решительно не согласен. И тут хозяйское чувство, с каким он совершал свои добрые дела, начало давать откат. Ему не нравились стихи, которые читала молодежь, он резко высказывал свое отношение к ним, считая свое личное мнение, естественно, объективным, единственно правильным, а тут еще возник вопрос о театре.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии