Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка. Истории : (записки неунывающего)

Возник разговор о Ленине. Незадолго до этого Вирта был в мавзолее. Сталину, естественно, доложили об этом. Возник вопрос: зачем Вирте был нужен этот визит? Ссылки на необходимость еще раз взглянуть на покойного вождя, важность этого визита для работы не убедили Сталина. Он все время кого-то в чем-то подозревал. Упомянув в одной из своих речей Ленина, что он делал в конце тридцатых годов крайне редко, он спросил Вирту:

— Читали мое выступление? Как вы к нему относитесь? — И уперся взглядом в Вирту.

Опять мороз! Как ответить? И Вирта рискнул:

— Давно вы не вспоминали об Ильиче… — начал он и, после паузы, закончил, — так.

Возникла новая пауза. Сталин не спускал глаз с Вирты, оценивая ответ.

— Маладэц! — наконец была его реакция. — Вывэрнулся!

Сталин явно благоволил к Вирте, видя в нем некий феномен. Это довольно четко явствовало из наших более поздних разговоров с Николаем Евгеньевичем. Видимо, прочитав «Одиночество», роман, посвященный антоновскому восстанию, Сталин заинтересовался автором, представляя его себе каким-то старым недобитым эсером. Он дал задание Мехлису, главному редактору «Правды», вызвать Вирту и посмотреть.

Когда Вирта появился в кабинете Мехлиса, тот опешил: перед ним стоял небольшого росточка худенький мальчишка, таким выглядел тогда Вирта. Мехлис доложил Сталину о неожиданном эффекте. Сталин вызвал Вирту к себе и некоторое время дарил его своим фавором. По словам Вирты, он делился с ним своей мечтой: он хотел создать некую всемирную федерацию славян, объединив русских, поляков, сербов, болгар, чехов… И даже предлагал род соцсоревнования: кто скорее добьется своей цели — он, Сталин, или Вирта со своим новым романом? Видимо, Сталину тогда казалось, что ему доступно все, и в ближайшие же сроки…

Тогда, когда Вирта мне все это рассказывал, сам он увлеченно писал биографию Гитлера. Тянуло его, похоже, к личностям такого рода. Помню, как с пеной у рта защищал Николай Евгеньевич лагерную политику Сталина: а как другим способом можно было поставить Россию, в кратчайшее время, на рельсы индустриализации? Только трудом заключенных!

— Вы ничего не понимаете в нашей истории, — утверждал в жарком споре Вирта. Вам непонятен подвиг, который совершил Он! — И Николай Евгеньевич поднимал значительно палец кверху. — Вы знаете, в каком мы оказались положении в начале тридцатых годов? Чтобы идти вперед, развивать индустриализацию нашей страны, мы стояли перед выбором: или кланяться Западу, забыв о наших идеях, или решать стоявшую перед нами задачу собственными силами! Но раскачать страну, наладить промышленность на Севере, на Востоке, там, где ждали людей еще нетронутые недра, обыкновенными способами решать эту задачу было невозможно. Кто поедет в немыслимые условия, где сам черт ногу сломит? И вот Он решился. Он пошел на то, чтобы необходимый рывок сделать собственными силами — пусть насильственным трудом, пусть трудом рабским. Миллионные людские потоки потекли в дикие дебри, устилая своими костями тайгу, но историческая задача была решена! — с торжеством заканчивал свою мысль Николай Евгеньевич. Не знаю, пересказывал ли он мне точку зрения Хозяина или это было собственное толкование Вирты, но такие слова я от него слышал и хорошо запомнил.

Когда я пробовал возразить своему собеседнику, увлеченному масштабами решения задачи, что ее цена во много раз перекрывает саму цель, что были втоптаны в грязь все наши лозунги, растоптаны все идеи, что эта бесчеловечная акция, растянувшаяся на долгие годы и унесшая миллионы жизней, в самом своем корне безнравственна, потому что основана была на лжи и принесла катастрофические последствия, Вирта посмотрел на меня со снисходительным видом человека, посвященного в высшие политические материи, где вопросы нравственности не имеют места, они — удел обывателей. «Он говорил со мной!» — было написано на его лице. Видимо, в глазах Вирты Сталин был главным героем исторической Трагедии, сознательно взвалившим на свои плечи такой чудовищный груз — во имя будущего счастья человечества! Можно ли себе представить большее заблуждение? Даже не заблуждение, нет! Это какая-то злокачественная деформация психики!

Потом Вирта рассказывал, как он познакомился с Отто Куусиненом, известным деятелем финской компартии, кстати, отцом той самой Херты Куусинен, с которой мы когда-то вместе работали в начале 30-х годов. Это произошло летом, на пароходе. Куусинен расположился к нему и много рассказывал Вирте о некоторых подробностях жизни «высшего» класса. Шел 1939 год, наши отношения с Финляндией начали портиться. И вдруг ночью Куусинена будят, говорят, что его требуют к Сталину. Приходит и узнает, что, оказывается, он — президент будущей Карело-Финской республики!

— Я немного растерялся, — говорил Куусинен, — а потом нашел выход! — Сказал: у меня се нет полосатых станисек, которые носят с фраком пресиденты. Без таких станисек какой я пресидент? — Его успокаивают: — Будут вам и штанишки, все будет!