Чертов крест

Красные и голубые языки пламени сыпали искры и вились вокругъ толстаго дубоваго отрубка, который пылалъ на тѣсномъ очагѣ; наши подвижныя тѣни, отражавшіяся на почернѣвшихъ стѣнахъ, то уменьшались, то прынимали гигантскіе размѣры, смотря потому, ярче или тусклѣе вспыхивалъ огонь. Всѣ мы усѣлись въ кружокъ передъ очагомъ и съ нетерпѣніемъ ожидали разсказа про чортовъ крестъ, обѣщаннаго намъ на закуску послѣ скуднаго ужина, который мы только что истребили. Проводникъ нашъ кашлянулъ, отправилъ въ горло послѣдній глотокъ вина, утерся рукой и началъ такимъ образомъ:

— Много лѣтъ тому назадъ, такъ много, что и не знаю, сколько именно, случилось то, что я разскажу вамъ. Тогда еще мавры занимали большую часть Испаніи, короли наши звались графами, а города и деревни были подвластны разнымъ господамъ, которые, въ свою очередь, подчинялись болѣе могущественнымъ властелинамъ.

Вслѣдъ за этимъ краткимъ историческимъ предисловіемъ, герой вечера помолчалъ, какъ бы желая собраться съ мыслями, и продолжалъ такъ:

— Какъ бы то ни было, въ тѣ отдаленныя времена нашъ городокъ составлялъ, вмѣстѣ съ нѣсколькими другими, владѣніе одного знатнаго барона, и его замокъ стоялъ много вѣковъ на вершинѣ скалы, омываемой водами Сегры, отъ которой онъ получилъ свое названіе.

О справедливости моего разсказа до сихъ поръ свидѣтельствуютъ поррсшія мхомъ развалины, которыя высятся на утесѣ и видны съ дороги, ведущей въ городъ.

Вассалы ненавидѣли барона за его жестокость, а за его злыя дѣла ни король не принималъ его ко двору, ни сосѣди не пускали къ себѣ. Къ худу-ли, къ добру-ли, но случилось такъ, что онъ, наконецъ, соскучился жить со своимъ злымъ нравомъ и лихими сподвижниками на вершинѣ утеса, на которомъ его предки укрѣпили свое каменное гнѣздо.

Денъ и ночь онъ ломалъ себѣ голову, придумывая какое нибудь развлеченіе себѣ по вкусу, что было довольно трудно, если сообразить, что онъ усталъ воевать съ сосѣдями, колотить своихъ слугъ и вѣшать своихъ вассаловъ.

Хроника гласитъ, что тутъ пришла на умъ ему счастливая мысль, чему до тѣхъ поръ не бывало примѣровъ.

Провѣдалъ онъ, что христіанскіе рыцари многихъ могущественныхъ народовъ собирались отправляться огромнымъ войскомъ въ чудесную страну, чтобы отвоевать гробъ Господень, находившійся во власти мавровъ, и рѣшился присоединиться къ нимъ.

Для того ли онъ сдѣлалъ это, чтобы очиститься отъ своихъ грѣховъ, — а ихъ было не мало, — проливая свою кровь за такое праведное дѣло, или для того, чтобы переселиться въ такое мѣсто, гдѣ никто не зналъ о его позорныхъ дѣяніяхъ — неизвѣстно.

Какъ бы то ни было, онъ собралъ какъ могъ больше денегъ, отпустилъ своихъ вассаловъ на волю, взявши съ нихъ громадный выкулъ, оставилъ себѣ изъ всѣхъ владѣній только утесъ Сегры, да четыре башни своего наслѣдственнаго замка и исчезъ въ одно прекрасное утро, къ великому удовольствію старыхъ и малыхъ, равныхъ и подчиненныхъ.

Весь край вздохнулъ свободно на нѣкоторое время, точно проснувшись отъ страшнаго сна.

Перестали качаться на деревьяхъ въ лѣсу трупы повѣшенныхъ ліодей; деревенскія дѣвушки стали безъ помѣхи ходить за водой съ кувшинами на головахъ; пастухи не водили больше своихъ стадъ на водопой потайными горными тропинками, опасаясь при каждомъ поворотѣ ущелья встрѣтиться съ сподвижниками своего возлюбленнаго господина.

Такъ прошло три года. Разсказы про лихого барона, которому другого и названія не было, сдѣлались исключительнымъ достояніемъ старухъ, которыя повѣствовали о немъ присмирѣвшимъ дѣтямъ въ безконечные зимніе вечера. Матери усмиряли расшалившихся не въ мѣру или расплакавшихся малютокъ, восклицая: «Постой, вотъ ужо придетъ сегрскій баронъ!». Какъ вдругъ не знаю ужъ, днемъ ли, ночью, съ неба свалился или изъ ада возвратился, — только страшный баронъ дѣйствительно появился самъ, своей особой, среди своихъ прежнихъ вассаловъ.

Я отказываюсь изобразить вамъ весь эффектъ этого пріятнаго сюрприза. Вы и такъ можете себѣ его представить, особенно когда я скажу вамъ, что, вернувшись, баронъ сталъ требовать, чтобы ему отдали то, что онъ продалъ, что возвратился онъ еще хуже, чѣмъ былъ, и если передъ отъѣздомъ на войну уже былъ бѣдемъ и опозоренъ, то теперь болѣе, чѣмъ когда либо, могъ разсчитывать только на свое безстыдство, на копье да на полдюжину разбойниковъ, такихъ же безсердечныхъ негодяевъ, какъ и онъ самъ.

Какъ и слѣдовало ожидать, мѣстные жители отказались платить дань, отъ которой откупились такой дорогой цѣной; за это баронъ поджетъ ихъ дома, фермы и жатву.

Тогда они обратились за правосудіемъ къ королю; но баронъ посмѣялся надъ указами владѣтельнаго графа, приказалъ ихъ прибить надъ воротами своихъ башенъ и повѣсилъ герольдовъ на дубу.

Не находя другого средства къ спасенію, жители согласились между собою, поручили себя Божьему милосердію и взялись за оружіе, а баронъ собралъ своихъ людей, призвалъ чорта на помощь, взгромоздился на скалу и приготовился къ борьбѣ.

Началась она, страшная и кровавая. Бились всякимъ оружіемъ, всюду и во всякое время: мечемъ и огнемъ, на горахъ и равнинахъ, и днемъ и ночью.